Карл XII в Турции.

Некоторое время назад наш автор, публикующийся под псевдонимом Н. Ратенов, предложил проекту главы из своей книги о Карле XII. Материал интересен тем, что писался по шведским источникам и наглядно демонстрирует восприятия ситуации «с той стороны». Какие-то моменты автор сгладил, какие-то явные исторические ляпы убрал (шведы упорно хотят верить, что Карл «почти дошел до Москвы»). Подробные описания страданий побитых шведов в Турции, включая посягательства лиц альтернативной ориентации, коих по свидетельству шведских историков в тех краях было полным полно, в нашей исторической литературе не встретишь. Как и подробного осмысления «исторического стиля» турецкой внешней политики — ныне эта тема перекочевала исключительно в частные блоги.

КАРЛ XII В ТУРЦИИ

(Всё включено)

Турция – или как она также называлась – Османская империя была крупнейшим по площади и количеству населения государственным образованием в Европе. Под властью султана Ахмеда III находились помимо нынешней Турции большое число других территорий: вся Юго-Восточная Европа, район вдоль побережья африканского Средиземноморья, Ближний Восток и земли вокруг Персидского залива. Здесь жило около 25 миллионов человек – в десять раз больше, чем в Швеции. Связи между местными пашами, князьями, ханами и султаном в Константинополе были, между тем, слабыми. Часто эти контакты состояли лишь в том, что местный правитель выплачивал свою ежегодную дань султану. Другие находящиеся в подчинении властители были обязаны выставлять войска, когда султан объявлял войну. Это был теократический образ правления, базирующийся на Коране. Между тем, во многих вопросах турки проявляли больше терпимости, чем их соседи в Западной Европе. Много христиан, проживающих в империи, имели право исповедовать свою религию несмотря на то, что их охотнее видели бы поменявшими эту веру на ислам. Предпринимались попытки интеграции немусульман в османское общество; разноплеменная султанская охрана – янычары – набиралась, например, из христианских провинций.

В области большой политики султанат играл более скромную роль.

Ахмед III не был сильным правителем. Довольно слабо одаренный, он в большой степени передавал инициативу другим. Он с великой охотой посвящал свое время праздникам и женщинам, чем управлению страной. Основную часть своей жизни султан проводил со своим двором, так называемым сералем, где важную роль играл гарем. Султан сам не занимался вопросами управления государством, эту работу он поручал великому визирю – реальному властителю этой страны. Однако пост великого визиря был очень ненадежен. Освобождения с этой должности происходили часто; иногда великий визирь сидел в своем кресле всего лишь пару месяцев. Стоит ещё добавить, что эта служба нередко заканчивалась внезапно – смерть была обычным способом избавиться от отслужившего великого визиря.

Одной из первых мер короля по прибытию в Очаков было установление отсутствующих связей с внешним миром. На протяжении всего русского похода они были скупы, а долгое время и вовсе незначительны. Домой в Швецию, например, король не давал о себе ничего знать с сентября 1708 по март 1709 гг. И о том, что произошло под Полтавой, в Швеции не имели никакого представления.

Король приказал направить в столицу письмо для комиссии по военным делам. Начиная его, он констатирует, что под Полтавой удача изменила ему (следует помнить, что в это время он не знал того, что случилось с главной армией после того, как она была оставлена им под Переволочной). Очевидно, он желал поддержать сохранение высокой боевого духа дома в Швеции и не создавать пораженческих настроений, но оптимистический тон письма определенно похож на попытку ухода от действительности, особенно с учетом того, что речь идет о крупнейшем в военной истории Швеции поражении:

Наконец-то есть время, которого, находясь вне Швеции, совершенно не было, как и возможности направлять отсюда письма. Между тем положение наше хорошее и все в порядке, так что вскоре будет возможность заполучить столь большое преимущество над противником, что его постигнет такой конец, который мы ему и желаем. Однако случилось так, что 28 числа прошлого месяца, покоряясь судьбе и несчастливому жребию, шведская армия потерпела поражение в сражении, но вовсе не из-за боевой выучки или превосходства врага, ибо он первоначально все время был нами тесним, а из-за того, что само поле боя и расположение войск было выгодно для противника, а также укреплено им так, что шведы понесли потери из-за большого желания к схваткам, так как, несмотря на все преимущества врага, все время его атаковали и гнали, что в итоге и привело к потере большой части пехоты и большому урону в самой кавалерии.

Все эти потери очень большие. Но если подумать, то они оправданы, так как благодаря им враг не получит ни перевеса, ни малейшей выгоды. Однако весьма необходимо вновь пополнить армию и привести её в состояние готовности противостоять дальнейшим вредным козням и нападкам врага. В этой связи сообщаю вам свою волю и приказываю, чтобы вы со всем усердием и поспешностью набрали дома новые пехотные полки взамен тех, что были здесь в сражении, снабдили бы их одеждой, оружием, знаменами, музыкой, палатками и всем необходимым, что было у прежних полков. Кавалерия также понесла порядочный урон, но поскольку сейчас никто не знает его размеров, то было бы хорошо, чтобы все те, кто обязан снаряжать кавалеристов, были в готовности к новым рекрутским наборам, особенно это касается Эстгётской кавалерии, которая должна быть набрана вновь и полностью. […]

Крайне необходимо не падать духом и не опускать руки, а приложить все усилия и взяться за дело так, чтобы всё опять встало на свои места и, таким образом, в краткое время привело бы к желаемым результатам. Думается, что, несмотря на эти потери, в скором времени враг будет поставлен в такое положение, что его можно будет победить так, как пожелаем. […]

Лагерь под Очаковым у Черного моря, 11 июля 1709 года

О ранении в ногу в письме не упоминалось ни словом.

Другое письмо, адресованное Канцколлегии, ясно показывает, что Карл XII и не думал позволять себе быть сломленным катастрофой под Полтавой: «эти потери не того масштаба, не того значения и не тех последствий, чтобы их нельзя было легко восстановить и воспрепятствовать тому, чтобы враг добился какого-либо превосходства или даже преимущества».

Принимая во внимание шведские потери только именно в Полтавской битве, это был, безусловно, оптимистический взгляд на ситуацию: 6900 погибших, 1500 раненных и 2800 взятых в плен. Можно сказать, что в процентном отношении сражение под Полтавой без преувеличения было самым кровавым в истории страны. Был убит более чем каждый третий швед, участвующий в этом бою.

Перед окружающими Карл держался бодро. Ему было чуждо поддаваться пораженческим настроениям и демонстрировать их внешне. Как он это переживал внутри себя определенно сказать невозможно.

В тот же самый вечер были посланы письма Станиславу Лещинскому и генералу Крассову в Польшу. Король призывал их объединить силы и подготовиться к тому, чтобы встретить его и его армию на южной польской границе. Это было, как уже сказано, до того, как Карл узнал, что случилось под Переволочной через несколько часов, после того как он начал поспешный отход в направлении Турции.

Карл XII, несмотря на рану, в эти дни не бездельничал в Очакове. Аксель Юлленкрук получил приказ о том, чтобы с небольшим отрядом в 200 человек попытаться установить контакт со шведскими войсками генерала Крассова в Польше. Идея Карла состояла в том, чтобы через короткое время покинуть Турцию. Юлленкрук должен был разведать и подготовить пути для отхода. Был также отдан приказ, чтобы Юлленкрук держался ближе к русско-турецкой границе. Приказ был повторен в письменной форме, когда королю стало известно, что Юлленкрук выбрал маршрут, проходящий в глубине страны. Дело в том, что Юлленкрук знал, что русские затаились и подстерегали его у границы, и поэтому хотел избежать столкновений. Карл, со своей стороны, утверждал, что, с одной стороны, быстрее можно двигаться как раз вблизи границы, а, с другой, что там легче раздобыть себе провиант. Вопрос, между тем, состоит в том, не хотел ли король без ведома Юлленкрука спровоцировать русских на нападение. Если бы русские перешли турецкую границу, чтобы ударить по корпусу Юлленкрука, они бы нарушили подписанный девять лет тому назад между Россией и Турцией договор о перемирии. Тогда бы, в свою очередь, на горизонте замаячило объявление Турцией войны России. Всё на пользу делу Карла XII.

Опасения Юлленкрука – и, возможно, надежды короля – оправдались. Через каких-то две недели отряд Юлленкрука подвергся нападению превосходящих сил русских. Это произошло на турецкой территории у деревни Черновицы, недалеко от границы с Польшей. Бой был непродолжительный. Те немногие шведы, которым удалось спастись, бежали назад в шведскую штаб-квартиру в Турции. Прочие были убиты или взяты в плен. Юлленкрук был вынужден капитулировать. Русский полковник Корпатов был на удивление мягок и выставил умеренные условия сдачи в плен: часть шведов могла оставить при себе свое оружие, а часть в скором времени должна была быть обменена на русских пленных. Но уже через пару дней это обещание было нарушено и оружие у шведов было отобрано. И с обещанным обменом дело затянулось. Надолго. Для Акселя Юлленкрука потребовалось свыше двенадцати лет, прежде чем он вновь ступил на шведскую землю.

К большому разочарованию Карла XII нападение русских на экспедицию Юлленкрука в пределах турецкой территории не привело к какому–либо разладу между Турцией и Россией. Турки осудили нарушение границы, но в целом оставили его без внимания, и, таким образом, между обеими странами продолжал царить мир. Но, однако, время это быстро прошло.

Для Карла XII просьба турок о переезде в Бендеры означала ещё один просчет. Планы о создании близко находящейся базы для новой прямой попытки нанести поражение русским рухнули — Бендеры просто находились слишком далеко от согласованного места для встречи с армией. Карл протестовал, но как видно был вынужден согласиться с этим решением.

Не хотели также перебираться в Бендеры и запорожцы, которые задумали податься в Крым. Там находились татары и их предводитель, хан Девлет-Гирей, который обещал запорожцам помощь против русских. Мазепа, принявший командование над своими людьми, как и Карл, принял предложение о переезде. Назревал раскол. В тот же день, когда было обнародовано решение султана о Бендерах, в лагере казаков-запорожцев началось брожение. Многие из них полагали, что всё пошло наперекосяк с тех пор, как они объединились с Мазепой. А сейчас он к тому же хочет уйти ещё глубже в Турцию! В ту Турцию, которая подписала договор с Россией о выдаче беженцев. Они были обеспокоены за свою безопасность и чувствовали себя обманутыми. И сейчас наступала развязка.

В ночь с 11 на 12 июля запорожцы с оружием в руках собрались перед лагерем Мазепы. План состоял в том, чтобы окружить гетмана с его свитой и покончить с ним. Однако их приготовления были замечены шведами, которые приготовились защищать Мазепу. Когда запорожцем стало ясно, что преимущество не на их стороне, они отказались от мысли лишить жизни Мазепу. Они попросили о пощаде, на что шведы пошли без выставления всяких условий. Гетман постарался сгладить возникшие беспорядки и объяснил их тем, что они были следствием отсутствия дисциплины у запорожцев и их свободных нравов. После этого Карл и Мазепа начали проводить кампанию уговоров запорожцев с тем, чтобы они сохранили союз со шведами. Это удалось, но ценой того, что Мазепа стал недругом своих собственных высокопоставленных запорожских начальников – т.н. генеральных старшин. Они составляли часть традиционной украинской формы правления и обладали относительно большой властью. Сейчас же они утратили право принятия решений. Конечно, они продолжали владеть своими высокими титулами, но на практике лишились влияния. При царящих ныне обстоятельствах для того, чтобы достичь своей цели — независимой Украины, Мазепе было важнее держаться запорожцев и шведов, чем своих собственных старшин и начальников.

Из Очакова вышли 14 июля 1709 года. Обоз взял курс на Бендеры. Весь поход занял неделю и, как и марш из Переволочной в Очаков, тоже не был легкой прогулкой. Конечно, появилось много торговцев продуктами, например, продавали по дороге кофе и арбузы, но многие всё же сильно страдали во время этого перехода. Сейчас не было большого недостатка в еде и питье, а была непривычка к иной пище. Некоторые мучались животами, и многие из них упокоились вдоль дороги между Очаковым и Бендерами.

Для пришедших издалека шведских беглецов много чего здесь в Турции казалось чужим. Молодой полевой священник Агрель, проявлявший большой интерес к женщинам, рассказывает о посещении одной из деревень на пути в Бендеры. Он и его товарищ, майор Лагерберг, хотели зайти в дом, но их не пустили. Тогда они уселись в тени дома. Через дыру в стене они с любопытством наблюдали за мужчиной и женщиной в доме. Особое внимание священника привлекла женщина. Несмотря на её примечательную одежду «у неё было прекрасное круглое и белое как снег лицо, большие черные, несколько глубоко посаженные глаза и черные как смола волосы».

Другим новым – хотя и менее важным – впечатлением при марше на Бендеры были полчища саранчи, от которой потемнело небо, когда она нахлынула сюда в поисках пищи. Разумеется, что каролины сочли это ужасным.

Гром салюта из более сотни орудий приветствовал Карла XII и сопровождающих его перед небольшим турецким городком Бендеры 22 июля 1709 года. Нарядный эскорт, который на последнем этапе сопровождал гостей издалека, также способствовал повышению настроения у измотанных шведов. Карл, между тем, отказался входить в город. Это несмотря на то, что сераскир (что, примерно, соответствует коменданту) передал королю ключи от города и всеми силами пытался уговорить его сделать это.

Король предпочел встать на несколько недель лагерем на другом берегу Днестра. Но бендерский сераскир оставался обеспокоенным и хотел, чтобы шведы перебрались на «их» сторону реки. Карл отказывался.

Поначалу Карл XII намеревался оставаться у Бендер только лишь несколько дней – до того, как получше заживет нога и он получит известия о том, как завершился марш в Крым Лёвенхаупта и главной армии. Потом по плану, как уже говорилось, следовало двигаться в Польшу. Но этого не случилось.

3 августа в лагерь под Бендерами прибыл генерал-майор Мейерфельт. Он был в курсе того, что произошло на берегу Днепра после того, как король оставил главную армию. Таким образом, король в течение более месяца находился в неведении относительно злосчастных событий у Переволочной 1 июля 1709 года, где генерал Адам Людвиг Левенхаупт капитулировал и передал всю оставленную на него королем главную шведскую армию в руки царя Петра I.

Всего в плен под Полтавой и Переволочной попало 23 тыс. человек. Основную часть их составляли офицеры и рядовые солдаты: 16 358 человек.

Карл никогда не простил Левенхаупта за капитуляцию под Переволочной. Обычно он часто брал под защиту своих офицеров, когда их в чем-то обвиняли. В большинстве случаев он был снисходителен к ним и охотнее хвалил, чем критиковал. Но не в случае с Левенхауптом и капитуляцией под Переволочной.

Однако он признавал, что в катастрофе есть и его часть вины. Большой ошибкой было то, что он «забыл» проинформировать всех высших командиров о своих планах.

Бендеры располагались на высоком холме у реки Днестр. Это был довольно маленький городок в Бессарабии (нынешняя Молдавия) с непритязательными постройками и улицами. Присутствие шведского короля – со всем, чем это сопровождалось в виде наездов купцов и высокопоставленных фигур – привело между тем к большим переменам. Со временем были возведены новые здания, которые украсили город, описанный в первое время одним из членов свиты Карла XII, как «очень некрасивый». С проживанием здесь шведского короля космополитический характер города усилился. Уже и ранее в нем селились турки, греки, армяне, татары и евреи.

По приказу короля шведам было запрещено без специального пропуска посещать город. Свен Агрелль, полевой священник, и его товарищ и коллега Нильс Сеттерберг, как-то навестили Бендеры, но это не произвело на них впечатления. Дома были простые, а в окнах отсутствовали стекла. Нельзя было достать пиво, однако продавалось кофе и шербет. В пригородах же, напротив, где жили христиане и евреи, в избытке было и вино, и пиво, и водка. Туркам по религиозным причинам воспрещалось употреблять алкоголь, но оба священника отметили, что мусульмане попивают тайком и «напиваются крепко».

По вечерам из города звучала музыка. Поначалу непривычные для шведского уха мелодии было трудно оценить. В дневнике у одного шведа о первом впечатлении о турецкой музыке записано так: «шумная музыка ….с барабанами, трубами и чем-то ещё, со звуком, похожим на крик». Швед, слушающий эту музыку, какой-либо мелодии не мог различить. Нужно было много времени, чтобы привыкнуть.

Контакты между шведами и турками были в основном мирные. Но уже в первый месяц произошло убийство. Турком был зарезан барабанщик Кальмарского полка, попытавшийся остановить его, когда он посягнул на шведского паренька. Среди турок наблюдалось определенное неприкрытое проявление гомосексуализма, что сильно возмущало шведов. После этого убийства бендерский сераскир повелел запретить всякую продажу спиртных напитков в пригородах.

Летом в Бендерах могло быть очень жарко, что иногда весьма досаждало шведам. Зимой выпадал снег; иногда его было так много, что они могли кататься на сделанных своими руками санках.

Несмотря на удачно сделанную 26 июля операцию потребовалось достаточно времени, прежде чем нога окончательно зажила. После нескольких недель он уже мог ходить, опираясь на костыли, а ещё через некоторое время — при помощи палок. Через два с половиной месяца после того несчастного дня король был настолько здоров, что мог опять ездить верхом.

За последние недели произошло много событий. Полевая канцелярия лишилась двух своих тяжеловесов. Главные места в ней теперь заняли Кастен Фейф и Густав Хенрик фон Мюллерн. Первый занялся внутренними делами королевства, второй — деятельностью экспедиции по внешнеполитическим вопросам.

Там, в Бендерах у Карла XII родился новый план, как путем тройственного союза между шведами, турками и татарами сокрушить царя Петра. Сам король при помощи турецких войск нанес бы удар с юга. С севера из Померании в Польшу вошли бы шведские войска. Август был бы вновь смещен с польского трона. Королем бы опять стал Станислав. Потом настало бы время нанести решающий удар по России. На неё совместно бы напали шведская и турецкая армии. Кроме того, Карл надеялся, что к общим действиям против царя присоединились бы и крымские татары.

Это частично объясняет то, почему Швеция в течение нескольких лет будет управляться из Турции. Несмотря на многочисленные неудачи и мольбы о том, что ему следует вернуться домой, Карл XII упорно придерживался своего плана. Он полагал, что ему нужно оставаться на месте для того, что заставить Турцию стать союзником.

Между тем реализация этого плана требовала и вклада Швеции в альянс: шведская армия должна была начать движение из Померании в южном направлении. Но находясь в Турции, король не мог непосредственно обеспечить эту переброску шведских войск – вместо этого ему приходилось опираться на действующий дома в Стокгольме Совет.

Первым делом надо было заставить Высокую порту – или просто Порту, как ещё называлось правительство Османской империи – начать войну против России.

Уже в июле 1709 г. в Константинополь с целью зондирования возможного союза между Швецией и Турцией был послан Мартин Нойгебауер. Немец Нойгебауер в течение многих лет находился на русской службе, но перешел на шведскую сторону. Он стал человеком Карла XII в Константинополе – сам король никогда не посещал турецкую столицу. Поначалу турки отклоняли предложение об альянсе. У них не было никакого желания подвергать опасности свои отношения с царем.

Но они полагали, что могли бы поиметь и пользу от шведского короля. Великий визирь Чорлулу Али-паша обещал предоставить Карлу XII большой эскорт в сопровождение, чтобы он мог безопасно войти в контакт с армиями Крассова и Станислава в Польше.

Это обещание подогрело надежду короля на союз с Турцией. Карл XII надеялся, что этот эскорт будет численностью минимум в 50 тыс. человек, что могло бы опять превратить его в значимый фактор в большой европейской политике.

Чего Карл не знал, так это то, что за турецким обещанием о сильном эскорте ничего серьёзного не стояло. Великий визирь хотел удержать Карла XII в Турции частично лишь для того, чтобы использовать его пребывания в качестве приманки в отношениях с Россией, и, частично, потому что он мог быть к месту как военный союзник, если бы переговоры с русскими зашли в тупик.

В ущерб плану Карла XII как раз осенью 1709 г. переговоры между турками и русскими о продлении мира шли как нельзя хорошо. И поэтому тогда попытки королевского представителя в Константинополе путем дипломатических интриг воздействовать на великого визиря, чтобы тот встал на сторону шведов, никак не помогли.

В марте 1710 г. Турция и Россия продлили 30-летний договор о мире от 1700 г., что и в самом деле было не в пользу того положения, в котором находилась Швеция. Великий визирь Чорлулу Али-паша обвёл вокруг носа как царя Петра, так и Карла. Нахождение шведского короля в Турции было использовано в качестве скрытой угрозы против царя. И поэтому теперь, когда пользы от него для турок больше не было, они решили отправить его домой.

И это было ещё не всё. Обещание сильного эскорта так и не было реализовано – единственно, что предлагалось, так это 500 турецких воинов, но Карла XII, это казалось, не очень-то привлекало. Тем самым сводились на нет его планы возвращения с большой армией, и поэтому он заявил протест по поводу такого решения.

Тогда великий визирь предложил ему направиться домой морским путем через Средиземное море. Карл отверг и это предложение.

Человека, стоящего за этой турецкой политикой – т.е. великого визиря Чорлулу Али-пашу — следовало просто убрать. Через своего верного, но формально не аккредитованного посланника в Константинополе Понятовского король развернул кампанию по устранению с дороги Чорлулу. К большому удовлетворению короля великий визирь вскоре после этого, в июне 1710 г. был смещен.

Действительно ли Карл XII обладал таким влиянием в Порте, что мог по своему желанию смещать великих визирей? Вероятно, нет. Шведские усилия по дискредитации Чорлулу в глазах султана, наверняка, не укрепляли позицию великого визиря, но вряд ли лежали за его смещением. Скорее пассивность великого визиря в проведении внешней политики и интриги в турецком руководстве привели к его падению.

В шведской штаб-квартире в Бендерах потирали руки, считая, что наконец-то сейчас турки обретут смелость и объявят войну России.

Карл тоже не замедлил напомнить Совету в Стокгольме о скорой переправке войск на континент. Ведь собственная армия Карла XII в результате неудач под Полтавой и Переволочной сократилась до ничтожного количества в 1000 человек. Но ресурсы страны ещё не были полностью исчерпаны. Всего по шведским владениям оставалось разбросанными около 66 тыс. солдат и офицеров. Карл XII, путем новых рекрутских наборов, хотел укрепить эти силы. И он также настаивал на том, чтобы усиленная в своей численности армия была морем переправлена на континент.

После отстранения великого визиря Чорлулу Али-паши воинственные настроения в турецком руководстве всё более начали брать верх. 21 ноября 1710 г. Порта объявила войну России. Цель войны состояла, в частности, в возвращении Азова, крепости, рассматривавшейся в качестве ключа к Черному морю. Летом 1711 г. стотысячная турецкая армия двинулась в поход против русских. Для оказания помощи на юг устремились русские войска с Балтики и Польши.

Весной 1711 г. 48-тысячная русская армия перешла турецкую границу. Но после ряда стычек 9 июля царь и его армия оказались окруженными турками у реки Прут. Положение русских было катастрофическим. Заканчивался провиант. Запертый в изгибе реки стоящей перед ним всей турецкой армией, Петр полагал, что конец неизбежен. Он был на грани нервного срыва и смог успокоиться только лишь после вмешательства его жены Екатерины.

11 июля царь направил к туркам своих послов. Начались переговоры, и русским удалось добиться двухдневного перемирия. Одновременно Понятовский, шведский представитель при турецкой армии, направил гонца к Карлу. Сразу же по получению 12 июля письма Карл оседлал коня и поскакал в сторону Прута, находившегося в десятках миль от Бендер. Он надеялся, что сможет оказать воздействие на ход переговоров в позитивном для шведов направлении.

Но его поездка не удалась. Когда он прибыл в турецкий лагерь, расположившийся у поля сражения, оба противника уже заключили мир и русские уходили оттуда. Дорога к отступлению была открыта для них в обмен на обещание об определенных уступках. Царь обязался вернуть туркам Азов, разрушить ряд своих пограничных крепостей, а также уйти из Польши. Кроме того, он обещал больше не вмешиваться в польские внутренние дела. Единственный пункт, касавшийся Швеции, состоял в том, что царь обещал не препятствовать возвращению Карла XII домой.

Великий визирь Балтачи Мехмед пригласил короля в свой шатёр. Приехал и крымский хан Девлет-Герей и все уселись на диван. Присутствующие с удивлением обратили внимание на грязные сапоги шведского короля.

Беседа была короткой. Сначала Карл XII настоял на том, чтобы все, кроме великого визиря, крымского хана, Понятовского и его переводчика Жана Батисте Савари вышли из шатра. Карл обвинил великого визиря в том, что он предал Швецию – султан ведь обещал не заключать сепаратный мир с Россией! Кроме того, король был возмущен тем, что великий визирь позволил царю и всей русской армии так легко уйти из его рук.

«Было заметно, что визирь побледнел», пишет Савари в своих мемуарных записках. Но великий визирь не испытывал никаких проблем в том, чтобы защитить себя. Он возразил, сказав, что, если кто и был предан, так это турки. Они были вынуждены взять на себя всю тяжесть ведения войны. Той 30-тысячной шведской армии из Померании, которую обещал король туркам, никто и не видел. Кроме того, он учел интересы Карла XII. Ведь сейчас король может спокойно ехать домой, так как турки заставили царя дать обещание не препятствовать его проезду. С точки зрения великого визиря это был выгодный мир. Без большого кровопролития цели войны были достигнуты.

Карл выразил своё сомнение в том, что царю можно доверять, и тут же предложил, чтобы великий визирь дал ему несколько тысяч своих солдат и немного артиллерии. Тогда бы он во главе этого войска снова бы атаковал отступающую русскую армию. Разумеется, великий визирь отказал. Он напомнил, что лишь недавно заключил мир с царем и, кроме того, мусульманские законы не позволяют христианам возглавлять турецкую армию.

Допив кофе, Карл XII поднялся, вышел из шатра и вспрыгнул на коня. Вскоре он возвратился назад в лагерь под Бендерами.

Кстати, надо сказать, что на ранней стадии Карла XII приглашали принять участие в турецко-татарском походе, но он отказался. Ему не хотелось представать в виде некоего «волонтера», не имеющего непосредственной власти в турецкой армии. Это было бы ниже его достоинства. Ведь в качестве короля он был выше по рангу, чем великий визирь и крымский хан. Этот отказ вряд ли придал ему популярность в турецком военном руководстве.

Заключенный 11 июля 1711 г. Прутский мир означал, что царь отказывается от планов относительно Черного моря. И ему приходится довольствоваться выходом к Балтийскому морю. Надежды Карла XII на полный разгром русской армии не сбылись. Шведские провинции на Балтике по-прежнему оставались оккупированными русскими войсками. Для турок балтийские провинции имели без сомнения второстепенное значение, особенно после того, как Карл XII не предоставил обещанные войска для ведения войны против России.

Несмотря на то, что у Карла XII не было реальных силовых средств в виде армии, он, тем не менее, продолжал оказывать влияние на политику Турции.

Вскоре турки вновь ступили на тропу войны. Дело в том, что царь не стал выполнять обещание, данное при Пруте, о возвращении Азова. При этом он ссылался на то, что турки не отправили Карла XII восвояси, о чем, как он утверждал, они также обещали в мирном договоре.

Чтобы заставить царя вернуть Азов, турки на этот раз вновь попытались освободиться от шведского короля. Великий визирь призвал его отправляться домой и предложил ему 12-тысчячный эскорт. Никакой реакции не последовало. Великий визирь вновь попросил его уехать. И по-прежнему без результата. В третий раз король получил трехдневную отсрочку – в противном случае он будет выпровожен силой.

И когда король и в этот раз опять ответил отказом, турки прервали все его письменные сношения со Швецией. Радикально было сокращено и дневное довольствие, которое шведы получали от турок.

Пытаясь вынудить Карла XII к отъезду, турки одновременно выставили ультиматум царю Петру: если Азов не будет очищен в течение двух месяцев, то Турция вновь объявит войну России.

Время отсрочки истекало, но царь, похоже, и не собирался уходить из Азова. В течение этих дней великий визирь обдумывал, что ему делать с Карлом XII. Шведскому королю позволили оставаться, если он хочет. Но великий визирь начал уже бояться за собственное положение и его беспокойство было обосновано. 10 ноября его заменил представитель военных – Юсуф-паша.

Затем 10 декабря 1711 г. последовало объявление султаном новой войны русским. Турция вновь оказалась в состоянии войны с Россией. Карл XII довольный писал в Стокгольм членам Совета: «Сейчас дела здесь обстоят хорошо».

Однако это очередное турецкое объявление войны не привело к каким-либо масштабным боевым действиям. Царь уступил и принял решение оставить Азов, а также выполнить и другие условия Прутского мира. После этого 5 апреля 1712 г. в Константинополе был объявлено о подписании мирного договора между Турцией и Россией.

Ранее, в июле июля 1711 г. лагерь шведов был перенесен в деревню Варница, в пятнадцати минутах ходьбы от Бендер. По собственному рисунку Карла из кирпича здесь был возведен так называемый Королевский дом. Он был примерно 40 метров в длину, в два этажа и с высокой, крытой дранкой крышей.

В спальне короля находилась печь, стояли простая полевая кровать, стол и несколько стульев. Впервые он спал там в Рождество 1711 г. Там же была комната кавалеров, большой зал, офицерский зал и несколько меньших по площади комнат, а также комната для приема и переговоров с важными персонами. Обстановка в комнатах носила явный восточный отпечаток: помещение для аудиенций, например, было оклеено обоями из дорого зеленого турецкого материала и обставлено красными турецкими диванами. Может быть, Карл после своих двух лет в Турции пристрастился к восточным вкусам? Нет, но было важно произвести впечатление на турок. Придя в гости, они бы увидели, что это королевское жильё – пусть даже и временное. Визитеры приходили, но встречи не всегда происходили в комнате приемов. Когда хан Девлет-Гирей и сераскир из Бендер навестили короля, оба уселись на королевскую кровать, в то время как Карл сам сел на стул рядом.

В течение этих лет Карл XII получил много подарков от разных князей и сейчас они хранились на чердаке. Среди них, в частности, были великолепные шатры, дорогое оружие и портреты. К королевскому жилищу примыкали постройки для канцелярского персонала и несколько барачного типа казарм для солдат. Основная часть шведов, между тем, проживала не в королевском лагере, а в самой Варнице. Здесь солдаты построили себе простые избы, а офицеры – небольшие дома.

Но Карла навещали не только власть предержащие. Французский купец и путешественник Aubry de la Motraye в январе 1711 года познакомился в Константинополе с гольштинским дипломатом Фридрихом Эрнстом фон Фабрицем и выразил пожелание встретиться со шведским королем. Фабриц представил его в июне того же года. De la Motraye красочно описывает все движения короля при этой первой встрече:

Король вошел, когда мы уже там сидели и вместо того, чтобы сесть, встал у окна, оперевшись одной рукой на подоконник, а другой взявшись за ручку шпаги, которой он упирался в пол. Это была его любимая поза, когда он отдыхал, помимо этого он иногда, говоря с кем-нибудь, правой рукой проводил по своим редким волосам, как будто хотел причесать их растопыренными пальцами, или клал руку на плечо тому, с кем разговаривал и кого любил.

Король очень любезно встретил француза:

Он принял меня весьма милостиво, более дружелюбной и доступной манеры я ранее не видел. Он снисходил, так сказать, к учтивому и очень вежливому образу поведения по отношению к тем, кто не смел подняться до его уровня, в то время как их сковывало робкое почтение из-за понимания своего положения, и он отбрасывал по отношению к ним всю ту гордость, которую обычно приписывали ему.

В Турции у Карла появилось время заниматься не только чисто военными вопросами и государственными делами.

В память Карла X он захотел выпустить иллюстрированную книгу о правилах учебной подготовки для пехоты и кавалерии, т.е. своего рода чествование той каролинской армии, которую создал его отец. Это задание было дано офицеру-драбанту Корнелиусу Луусу, очень умелому среди шведов рисовальщику. Карл лично с интересом участвовал в работе, которая в течение пяти месяцев шла в собственном шатре короля.

Другой сферой интереса был сам Восток. Через полгода после прибытия в Бендеры Карл приказал снарядить Восточную экспедицию. К выполнению этой задачи был привлечен также и 23-летний Корнелиус Луус. В помощь себе он получил двух искусных рисовальщиков – капитана Конрада Спарре и лейтенанта Ханса Юлленшеппа. Они-то и отправились на «Восток», т.е. в регион восточнее Средиземного моря. Они посетили и зарисовали Софийскую мечеть в Константинополе, пирамиды в Египте, святую могилу в Иерусалиме и многие другие известные места и памятники.

Большинство из свыше 250 рисунков Корнелиуса Лууса с восточными мотивами оказались потом в трех сундуках на чердаке Королевского дома в Бендерах. Там же хранилось также множество антикварных предметов, засушенных растений и «редких животных», привезенных из экспедиции. Большая часть из них пропала во время так называемой «свалки в Бендерах» в 1713 г. Только лишь небольшая часть предметов уцелела для будущего – та, которая хранилась в кофре под кроватью короля. Во время «свалки» его похитили, но множество рисунков позднее было выкуплено благодаря заботе дипломата Фабрицеса.

Карл XII сохранял в себе страсть к Востоку. Во время своего турецкого сидения он профинансировал ещё две экспедиции. И нет сомнения, что его интерес к наукам был искренним. Когда Микаэль Энеман, руководитель одной из экспедиций, вернулся в Бендеры, на него была возложена обязанность ежедневно по часу в день в течение двух месяцев скрупулёзно рассказывать королю-полководцу о том, что он пережил. Король получил от Энемана двух небольших крокодильчиков из Египта, содержащихся каждый в своей емкости. Их пребывание у короля было коротким. Король и Хультман развлекались тем, что проводили над ними эксперименты – крокодилов клали на раскаленные угли, чтобы понаблюдать «сколько зеленого, черного и синего яда они выпрыснут из себя». Эксперименты длились до тех пор, пока крокодилы не погибли. Карл получил также двух хамелеонов, которых Хультман по ошибке принял за птиц! С ними обращались лучше, и они протянули свыше одного года.

Карл проявлял большой интерес к продолжающемуся строительству Королевского дворца в Стокгольме. Через Кастена Фейфа он вел переписку с главным строителем дворца Никодемусом Тессином младшим. Король комментировал эскизы архитектора и давал свои предложения по некоторым изменениям. При этом украшательству он всегда предпочитал простоту и грандиозность. Рисунки и модели из Восточной экспедиции 1710-11 годов стимулировали и развивали его вкусы. Воодушевленный исламской архитектурой — например, мечетью Софии в Константинополе — и запретом на создание изображений, «которые отбрасывают тень», то есть скульптуры, Карл полагал, что Тессин должен убрать из новой дворцовой церкви все скульптуры и картины. Иначе был риск, что церковь будут принимать за «идолопоклоннический храм»! Картины и скульптуры «отвлекают собравшихся в церкви от молитвы», что настоящая архитектура не должна делать, считал Карл. Тессин не соглашался. Он категорически был за то, чтобы сохранить искусство скульптуры и был уверен, что король слишком впечатлился турецкой атмосферой. Но в конце-концов они пришли к компромиссу.

Все будущие годы Карл продолжал поддерживать тесные контакты с Тессином по вопросам постройки дворца. Это могло касаться всего: от того, как будет выглядеть королевская конюшня, до необходимости сделать доступными без каких-либо преград все комнаты во дворце. Король стремился создать некую закрытую резиденцию из всего дворцового комплекса, где он мог бы находиться полностью защищенным от взглядов извне. Он хотел, чтобы во дворце были сделаны потайные ходы и лестницы, чтобы он мог перемещаться незамеченным. Карл слышал разговоры о таких потайных ходах султана в сераль, то есть в гарем, и, возможно, это произвело на короля впечатление. В мечтах о дворце нашлось место и для тайного хода в конюшню. А оттуда должны были быть также проходы как к Сальтшёну (морской залив Сальтшён простирается от Стокгольмского архипелага до центральной части шведской столицы), так и к пресноводному озеру Меларен (в центральной части столицы, уходит вглубь страны). На воде у причала должна находиться в ожидании шлюпка, чтобы король когда угодно мог тайно покинуть столицу. Здесь же в Турции он чувствовал себя под наблюдением и охраной и поэтому хотел быть свободным, когда вернется домой в Стокгольм. Вот эту его черту — исчезать и появляться незамеченным — он унаследовал от своего отца Карла XI. Относительно пожеланий короля Кастен Файф несколько саркастически писал Тессину, что «было бы очень здорово, если бы Ваше превосходительство смогли бы изобрести что-нибудь такое, чтобы Его Величество мог всюду ходить незамеченным, но с тех пор, как он утратил искусство изготавливать кольца, которые делают человека невидимым, то, видимо, об этом не стоит и думать».

Карл интересовался не только разной архитектурой, но даже сам пытался делать эскизы зданий.

А еще Карл любил играть в шахматы. В своей ранней молодости он часто играл в карты, но сейчас, когда у него выдавалось свободное время, он отдавал предпочтение 64-клеточной шахматной доске. Он обычно садился играть с полковником Гротхусеном и лейтенантом Биелке. Иногда его партнером был гольштинский дипломат Фридрих Эрнст фон Фабриц. Они были примерно одного возраста: — Фабрицу было 27, а королю 28 лет — и им нравилась их компания. Манера игры Карла была, по меньшей мере, агрессивная. Он обычно двигал пешку до тех пор, пока ее не брал партнер. Ему было также не чуждо нападать королем, королеву же, как шахматную фигуру, он считал преувеличено сильной. Но никто из его шахматных партнеров не вошёл в его жизнь. Им было хорошо в такой компании, но в дружбу это не переросло. Никакой задушевности у Карла не было ни со своими офицерами, ни со слугами. Он был больше обращен в себя. После обеда он мог скрытно походить по округе, заглядывая в окна к трапезничающим офицерам. De la Motraye рассказывал, как проходила жизнь в шведском лагере под Бендерами:

Обед подавался, как только входил король; после того, как священник прочитывал обеденную молитву, он садился за стол с генералами Спарре, Хордом, Дальдорффом и некоторыми другими высокопоставленными офицерами. Во время еды король не говорил ни слова. Ел он быстро, с хорошим аппетитом и без всякой церемонии. Он сам брал одной рукой мясо с тарелки, где оно лежало порезанное на куски, а другой отламывал крылышко или ножку от целиковой птицы. Он никогда не сидел за столом дольше получаса: те, которые были самые медлительные в еде и поэтому оставались сытыми только наполовину, шли к Гротхусену, у которого был «открытый стол», богато сервированный вкуснейшими блюдами, доступными в этой стране. Я обедал там с Фабрицем, когда на улице появился король, который по своей привычке заглянул в окно. Мне сказали, что притворяться не стоит, ибо как только он замечает, что его видят, немедленно удаляется. Его очень веселил этот второй обед тех, кто уже сидел с ним за обеденным столом, и он иногда подшучивал над своими господами офицерами из-за такого обжорства.

Карл XII избегал женского общества. Однако он с удовольствием слушал рассказы офицеров и канцелярских чиновниках о их любовных похождениях. Такие разговоры между мужчинами могли носить довольно грубый характер.

В частности, как-то обсуждалось сколько раз за ночь мужчина может иметь отношения с женщиной. Кто-то в компании утверждал, что пять раз, на что Карл отозвался, что это слишком мало — пустяки, а вот пятнадцать раз — вполне! Один из присутствовавших быстро возразил: «Ваше Величество, но это только короли, а их возможности превосходят возможности других».

Собственный опыт Карла в этой области был незначителен. Он никогда не бывал с женщиной. Отсутствие интереса к прекрасному полу сохранялось даже сейчас, когда он находился не на поле боя. Но то, что король якобы был гомосексуалистом, ничем не подтверждается.

Замкнутость Карла практически во всех областях была очевидна. За небольшим количеством исключений он всегда держал свои внутренние мысли при себе. Одним таким исключением был Аксель Лёвен. Этот 25-летний капитан в качестве курьера приезжал в Бендеры. Во время его многомесячного пребывания в шведском лагере он встречался с королем чуть ли не ежедневно. Лёвен обладал талантом художника (через два года он написал портрет короля) и был хорошим собеседником. Он отлично сошелся с королем и у них проходили доверительные беседы о политике, военном деле и жизни в целом.

С Лёвеном Карл говорил необычно свободно. Вот этому юному капитану король и объяснил, почему он не интересуется женщинами:

Также как и Вы, я не преклоняюсь перед красивыми женщинами, но я знаю, что я владею этим качеством лучше. Для Вас даже сама попытка сделать то же самое будет слишком трудна, потому что Вы уже почувствовали вкус к этому делу.

Карл утверждал, что он боится потерять контроль, если когда-нибудь поддастся чувству любви. Он имел ввиду, что его пассионарный характер приведет к нездоровой зависимости — зависимости, которая вредно повлияла бы на его обязанности как короля и военачальника.

Я опасаюсь связывать себя, так как случайные связи и грязная торговля любовью не соответствуют моим вкусам, поскольку я знаю за мной то, что, если я влюблюсь, то это будет навеки, пояснял Карл Лёвену, «и поэтому я решил не завязывать никаких таких отношений пока длится война, чтобы ничто не мешало мне».

В течении многих лет делались отдельные попытки подтолкнуть его к появлению интереса к женщинам и браку. В 1712 году — когда ему исполнилось тридцать лет — бабушка Хедвига Элеонора предприняла очередную такую попытку. Она напомнила ему в письме об обещании, которое он дал в ранней молодости, жениться в тридцать лет. Он ответил, что не может вспомнить о таком обещании. Вместо этого он заявил о решении сделать это по достижению сорока лет. Согласно его решению, речь сейчас могла идти прежде всего о войне, поэтому пока она идет, он не женится.

При очередном случае Карл XII и Лёвен затронули в разговоре вопрос о том, что характеризует «великого» короля. У Карла на этот счет была своя философия:

Успех не делает их великими, точно также, как несчастья могут лишить их какой-то доли человеческой ценности. Судьба, как кокетливая проститутка, не должна быть решающей для истинной славы и чести, так же как неверная жена может разрушить репутацию своего мужа. Ложные представления у людей, принимающих фальшь за истину, не имеют никакого воздействия на основательные и справедливые понятия; он достаточно уверен в самом себе и придает такое же малое значение мнению непосвященных людей, как луна, которая невзирая на лай собак, совершает свой ход по небосводу.

Это высказывание указывает на то, что король высоко мнил о самом себе. Он, очевидно, рассматривал себя в качестве «великого» короля, несмотря на катастрофы и поражения, которые он потерпел в последние годы. Он ведь был «основательным и справедливым». Намекая на одно из стихотворений Георга Шернъельма, отца шведской поэзии XVII века, он сравнивал себя с луной, которую не волнует «мнение непосвященных людей», — вряд ли это можно назвать скромностью.

Осенью 1712 года турецкий султан Ахмед III взял на себя ведение вопросов внешней политики страны. Он отстранил великого визиря Юссуф-пашу от этих дел, опасаясь за свою безопасность, пока последний обладает властными полномочиями. На его место он назначил Сулиман-пашу. В это время между турками и русскими назревал очередной кризис, развитию которого активно способствовали шведские дипломаты. Царь Петр пока еще не выполнил все свои обещания, данные при подписании Прутского мирного договора от 12 июля 1711 года. Поэтому 31 октября 1712 года Порта третий раз за короткое время объявила войну России и планировала начать свое выступление весной 1713 года.

Карл XII усмотрел в этом для себя новый шанс. Если турецко-шведское наступление на Россию наконец-то осуществится, то вскоре сильная шведская армия будет стоять в Померании.

В середине сентября 1712 года шведский экспедиционный корпус численностью в 14 тысяч солдат и офицеров высадился на остров Рюген в Померании. В Турции с удовлетворением приветствовали это известие. Для Порты было очень важно то, что шведы своими действиями скуют русские войска в Польше.

Но первый же маневр их командующего, фельдмаршала М.Стенбока стал горьким разочарованием для Карла и турок. Стенбок повел корпус в западном направлении вместо того, чтобы направиться на юго-восток.

Кроме того, когда до турок дошло известие о том, что Стенбок к тому же начал переговоры о перемирии с королем Польши Августом II, их охватило еще большее разочарование. И удивляться тут нечему. В течении нескольких лет Порта сотрудничала со Швецией и исходила из понимания подготовки к проведению совместного нападения на общего главного врага — Россию, и, вот, пожалуйста — шведы подписывают соглашение о перемирии! Шведский король поэтому должен просто-напросто уезжать к себе домой — там он, очевидно, будет полезнее для того, чтобы придать ускорение шведской военной машине.

Султан приказал сераскиру в Бендерах изолировать Карла XII. С одним условием: не убивать и не причинять ему никакого вреда, даже если он окажет сопротивление. Султан также написал письмо Карлу, в котором сообщал, что все готово для его отъезда. Через Польшу его будет сопровождать турецко-татарский эскорт численностью 8-10 тысяч человек. Но, если он откажется, добавил султан, тогда к нему будет применена сила.

Карл XII отказался.

После своего практически четырехлетнего ожидания в Турции он не хотел возвращаться домой с войском в 8-10 тысяч человек, поскольку это не позволит ему воздействовать на ситуацию в том масштабе, на который он рассчитывал. Нет, он хотел отправиться домой на коне во главе по крайней мере 50 тысяч татар и турок и, тем самым, вернуть себе свое место на сцене большой европейской политики.

Его отказ требовалось хорошо обосновать. Мало было сослаться на отсутствие денег для поездки домой и необходимость оплаты долгов. Нужно было найти что-то более весомое. И тогда нашелся заговор. Карл и шведская полевая канцелярия (по сути, его правительство в полевых условиях) утверждали, что Август II сумел перетянуть на свою сторону крымского хана Девлет-Герея и бендерского сераскира Измаил-пашу. Во время проезда через Польшу коварный турецко-татарский эскорт якобы передаст Карла XII польскому королю Августу. В качестве доказательства поводилось перехваченное письмо с компрометирующими данными о заговоре. То, что письмо было перехвачено еще год назад, и его содержание было более чем невинно, разумеется, не упоминалось. Согласно каролинской пропаганде, великий визирь, крымский хан и бендерский сераскир сговорились против Карла XII, но за ними, в свою очередь, стояли Август II и, разумеется, русский царь.

Хан и сераскир получили приказ султана применить силу против Карла XII, если он не сдастся добровольно, но они не слишком желали идти на это. Дело было в том, что янычары и жители Бендер были позитивно настроены по отношению к шведам. Поэтому был избран другой путь: попытаться изнурить Карла XII и его людей голодом. Татары хана разграбили недавно пополненный шведами продовольственный склад, разорили лагерь в Варнице и предприняли все возможное для того, чтобы перерезать все пути снабжения шведов. Кроме того, бендерский сераскир заблокировал все продуктовые поставки. И все для того, чтобы заставить Карла XII убраться из Турции. Ситуация для шведов стала невыносимой.

Для того, чтобы подчеркнуть серьезность момента, хан окружил Бендеры татарскими войсками. Но Карла XII было не запугать. 13 января он с несколькими сопровождающими без помех проскакал на коне через татарский лагерь. Градус психологической войны возрастал с каждым днем. Янычары попытались уговорить шведского короля уехать добровольно. Но ничто не могло заставить Карла изменить свое решение. И казалось, что столкновение стало уже неизбежным.

Даже высокопоставленные шведские офицеры не могли уговорить короля отказаться от своих замыслов. Они умоляли его не подвергать себя и своих «верноподданных» очевидной опасности вероятного столкновения. Они указывали на то, что перспективы на успех были минимальны, как бы сильно они не боролись. Офицеры при этом действовали умно, заявляя, что они всегда готовы пожертвовать своими жизнями за короля и государство, но сейчас, мол, события зашли очень далеко. Один из генералов даже рванул рубашку на груди, обнажив многочисленные шрамы для того, чтобы еще больше подчеркнуть свою готовность к пожертвованию. Но Карл лишь только рассердился: «Вы всегда раньше вели себя как смельчаки, а сейчас говорите как трусы. Слушайте, если вы знаете, в чем состоит ваш долг, так проявите еще раз себя такими, какими вы были!»

В пятницу 30 января Карл XII через некоторых янычар получил сведение о том, что на следующее утро ожидается нападение на шведский лагерь.

Уже заранее король приказал укрепить лагерь — или «Новые Бендеры», как его называли турки. Вокруг королевского дома, канцелярии и бараков для драгун были сооружены насыпь и ров. Были устроены баррикады из бревен и телег. Шведы, жившие в самой Варнице, перебрались из городка и находились за насыпью. Всего речь шла о порядка 600 человек.

Казаки же и поляки, находившиеся под защитой Карла XII, бросили шведов и ушли в Варницу.

За валами шведского лагеря готовились к атаке около 3 тысяч янычар и 7 тысяч татар.

В десять часов утра 31 января 1713 года турецкая артиллерия открыла огонь по шведскому лагерю. Сразу же после этого в атаку пошли янычары. Но тут же повернули назад. Со стороны турок и татар это была лишь демонстрация силы. Хан и сераскир менее всего горели желанием втягиваться в бой. Если бы они могли дать Карлу XII понять, насколько сильно он уступал им в силе, то он бы, полагали они, непременно сдался.

Рано утром на следующий день прибыли дополнительные турецкие силы. Вокруг шведского лагеря теперь шумело море солдат в пестрой униформе с флагами и штандартами. Пятьдесят из расположенных на самой передовой линии янычар были направлены с сообщением к шведскому королю о том, что все будет прекращено, если он только захочет отдаться им в руки в обмен на заложника. Они обещали не выдавать его ни сераскиру, ни хану, а увезти прямиком к султану. Карл XII и на это сказал свое нет. После этого он приказал трубачам и барабанщикам дать сигнал к бою. Помрачневшие янычары вернулись назад. «Король Швеции сошел с ума», сказал один из них. Другие только качали головами и называли его «демирбаш», то есть «железная башка».

Некоторые шведы не вытерпели этой нервотрепки и предпочли до начала боя сдаться или дезертировать.

Около часа дня, когда полевой священник Бреннер читал молитвы в большом зале королевского дома, снаружи вдруг послышались крики «Аллах». Еще были свежи события вчерашнего дня и поэтому они никого не удивили. Но все же все выбежали на улицу. В своей меховой шапке из выдры и обычной униформе Карл XII рванулся к ближайшему коню. К большому разочарованию короля серьезного сопротивления на валу шведы не оказали и теперь лагерь кишел янычарами. Один шведский солдат закричал «Не стреляйте! Янычары наши друзья!» — и более 500 шведов позволили взять себя в плен. Никакого грубого применения силы при этом не случилось. Турки и татары получили приказ никого не убивать.

Исход сражения на практике был уже предрешен, но Карл хотел продолжения. Он спрыгнул с коня и пошел в атаку со шпагой в руке. Некоторые турки узнали короля и попытались захватить его. В суматохе перед королевским домом кто-то с близкого расстояния выстрелил в него из пистолета; пуля задела его бровь и оставила следы пороховой копоти на его левой щеке. Драбант из охраны короля, опасаясь за его жизнь, попытался втащить его в королевский дом. Однако Карл остался снаружи; казалось, что он хотел «понять, что намерены предпринять турки». Для того, чтобы защитить короля, подбежавшие три офицера с небольшим усилием, но совершенно решительно втащили его в дом и закрыли дверь на засов.

Внутри королевского дома сейчас находилось примерно 45 шведов. Там были не только офицеры, но также солдаты и несколько гражданских лиц, среди них Юхан Хультман. Но они были там не одни. Примыкающие комнаты и залы были полны мародерствующих янычар. Шведы во главе с королем начали вытеснять их из дома. Один из янычар, найденный в королевской спальне, грохнулся на колени и запросил о пощаде. Карл позволил ему бежать. Однако многие другие янычары поплатились своими жизнями. Затем шведы разделились на мелкие группы, защищавшие каждая свое забаррикадированное окно. Король обошел по кругу с шапкой, наполненной пулями и порохом, делясь с каждым боеприпасами. Цель состояла в защите дома столь долго, сколько будет возможно.

Но между тем здание королевского дома пока еще не было очищено от врагов. Когда Карл вошёл в комнату во второй части дома, он неожиданно столкнулся с тремя янычарами. Беспокоящийся за него один из приближенных офицеров по фамилии Роос последовал за ним и увидел короля, прижатого турками к стене. Офицер без промедления застрелил выстрелами сзади двух янычар, а третьего пронзил шпагой сам Карл. Еще не успел улечься дым от выстрелов, как король выкрикнул: «Роос, это вы спасли меня?». Роос дал утвердительный ответ, после чего король похлопал его по плечу и сказал: «Вижу, Роос, что вы не покинули меня!»

Карл получил два ранения в лицо и, кроме того, порез ладони правой руки, когда он ухватил нападающего за клинок сабли. Вытащив платок, он вытер кровь с лица, а Роос помог ему перевязать ладонь. Карл спросил, куда делись все другие шведы. Роос ответил, что они либо убиты, либо взяты в плен. Но Карл не сдавался: «Роос, пошли обратно в зал, и сделаем все, что возможно тем нашим маленьким отрядом, который у нас еще есть». Турки пытались штурмовать дом, но шведы все время отбивали их атаки. Добротно построенный каменный дом выдержал даже удары их артиллерии и разрушения были минимальны.

С наступлением сумерек становящиеся все более нерешительными турки попытались поджечь дом, бросая туда горящие пучки просмоленной соломы и стреляя раскаленными пулями. Но дом не загорался. Тогда они обложили стены дома связками соломы и подожгли ее. Вот только тогда дом начал гореть по-настоящему. И пока густой дом не стал проникать в дом, шведы этого поджога не замечали. Карл, взяв с собой несколько человек, поднялся на чердак, чтобы воспрепятствовать проникновению огня по всему дому. Несмотря на то, что пламя уже опалило их, когда они открыли чердачные окна, работа продолжалась. Некоторые получили ожоги лиц и рук. Карл приказал срывать крытую дранкой крышу дома всем, что было у них под руками: мушкетами, карабинами и шпагами. Между тем они были вынуждены прекратить эту работу, когда турки открыли артиллерийский огонь по крыше. Ситуация становилась все более невыносимой. Риск того, что шведы сгорят внутри дома, стал преобладающим и вынудил их покинуть чердак. Карл и его люди, натянув на лицо сюртуки, выскочили через море огня на чердачную лестницу. Двое из них были сражены выстрелами и остались в огненном аду на чердаке. Прочие во главе с Карлом сумели пробиться через наполовину охваченной огнем чердачной лестнице и вбежать в большой зал. Там они увидели, что огонь уже пробивается сквозь потолок. Пламя распространялось быстро и стоял нестерпимый жар. Король утолил свою жажду стаканом вина. После этого он приблизился к Роосу и повторил свое твердое намерение: «Хоть нас и мало, но мы будем защищаться до конца!»

Янычары были ошеломлены: «Король хочет сжечь себя в этом доме или он и его люди привычны жить в огне как саламандры?»

Наконец, когда большинство других комнат в доме были охвачены огнем, король собрал всех своих людей в спальне. Он, который редко прибегал к стрельбе, взял теперь карабин и встал перед окном полностью видимый для нападающих. Три турка с ружьями наизготовку рванулись к нему. Карл уложил одного из них, но остальные продолжали бежать, очевидно стремясь застрелить его. Роос закричал ему, чтобы он не маячил в окне и лучше бы укрылся. Но нет, король продолжал стоять у окна. Тогда Роос, защищая короля, встал перед ним. В то же самое мгновение все три турка выстрелили. Одна пуля летела Роосу точно в лоб, но по невероятному счастью задела толстый с прошитой подкладкой козырек его шапки и срикошетила, вырвав клок из его мехового головного убора. Турки бросились бежать обратно, но были застрелены шведами. Вскоре турки опять перешли в атаку, но тут же все были уложены шведскими выстрелами.

Наступил вечер. Карл пребывал в нерешительности. Возможно, уже пришло время покинуть горящий королевский дом и попытаться перебраться в здание канцелярии. Он, советуясь, спросил своих людей: «Что думаете, дети мои? Следует ли нам отступить?» Ему ответили, что, наверняка, это было бы лучшим решением. Они открыли дверь и двинулись вдоль стены дома. Чтобы достичь здания канцелярии, им нужно было обойти королевский дом. Кода турки заметили, что шведы задумали бежать, они начали кричать: «Вот сейчас-то мы их и возьмем!» Карл тогда решил добраться до канцелярии через двор. С пистолетом в одной руке и шпагой в другой он рванулся вперед, но зацепился шпорами и упал на землю в нескольких метрах от королевского дома. Тут же на него навалилась куча янычар. Если бы кто-то из шведов за секунду до этого не крикнул им, что перед ними шведский король, очень сомнительно, что Карл остался бы жив.

Карл XII был пленен, и все янычары вцепились в его одежду, пытаясь оторвать от нее хоть что-нибудь в доказательство своего участия в этом деле. Тех, кто предъявил бы такое доказательство, ожидала награда.

Итак, бой начался в час пополудни и длился до восьми часов вечера. В общей сложности было убито сорок турок и татар, а также двенадцать или тринадцать шведов. С военной точки зрения суматошное столкновение в Бендерах (в истории и литературе оно получило название «калабалик в Бендерах»; это турецкое слово с тех пор вошло в шведский язык) было незначительным. Но, как событие, оно имело большое значение. После него шведский король стал пленником султана, и его свобода действий была теперь радикально ограничена.

Позже Kарл XII соглашался с тем суждением, что вот эта суматоха в Бендерах не была каким-то настоящим боестолкновением, говоря так: «для шутки это слишком много, а для серьезного дела слишком мало».

В разорванной униформе, окровавленный и обожженный Карл был доставлен в шатер сераскира. Ему предложили лечь на диван, но он продолжал стоять. Король полагал, что его весьма недооценили и плохо обращались с ним. Посмотрев на сераскира, король якобы с саркастической улыбкой произнёс: «Браво! Браво!» Сераскир сделал вид, что не заметил его иронии.

Потом королю помогли сесть на богато оседланного коня. Он был вынужден прибегнуть к помощи, чтобы забраться на коня, поскольку при падении из-за зацепившихся шпор получил трещину в малой берцовой кости. Но об этой травме он никому ничего не сказал.

Карла XII сопроводили во дворец сераскира в Бендерах. Там он сразу же лег на диван. Для него был накрыт стол. Но у него не было аппетита, и он только выпил воды и лимонный сок. Обессиленный, после этого он заснул на диване в сапогах и униформе и спал до трех часов следующего дня.

Последующие дни многие шведские офицеры провели в мрачном настроении. Один из них даже заплакал, встретив короля, что вызвало любопытство Карла. Были ли это слёзы радости или печали? Офицер только глубоко вздохнул. Только после того, как его уговорили, он рассказал, что причиной этого был услышанный разговор янычар о том, что невероятное сопротивление, оказанное королем, связано с тем, что Карл XII сошел с ума. «Хорошо, — ответил Карл, — скажи тем, кто и дальше будет говорить такое, что лучше пусть меня считают сумасшедшим, чем трусом».

Другие шведы теперь тоже стали пленниками турок и татар. Их ограбили и поснимали с них одежду. Некоторые высокопоставленные офицеры со слезами на глазах просили de la Motraye — он, переодетый в турецкое платье, наблюдал этот бой — попытаться освободить их из плена. Те шведы, которые, как и король, попали в плен к туркам, были отправлены в Бендеры. Пленники татар были увезены в Крым. Вот как раз их-то ожидали тяжелые времена.

Собственно говоря, это столкновение не должно было случиться.

За несколько дней до «калабалик в Бендерах» султан получил известие о победе шведского генерала Магнуса Стенбока у города Гадебуш в Мекленбурге — ранее упоминавшееся перемирие между шведами и королем Августом длилось всего лишь две недели. 9 декабря 1712 года 14-тысячное шведское войско встретилось там с датско-саксонской армией численностью в 19 с половиной тысяч человек. Несмотря на заметное меньшинство, Стенбок — во многом благодаря шведской артиллерии — вынудил противника на полное отступление.

Ахмед III и его люди в Константинополе были сейчас убеждены в том, что шведская армия в Померании была способна на это и без своего короля. Поэтому больше не было никакой спешки вынуждать Карла XII к отъезду. Были направлены новые приказы сераскиру в Бендерах оставить шведов в покое. Но курьер с приказом запоздал — когда он прибыл в Бендеры вечером 1 февраля, столкновение уже завершилось.

Поэтому турки захотели сейчас, после бендерского инцидента все привести в порядок и расставить на свои места. Они позволили английскому капитану Джеффрису и гольштинскому дипломату Фабрицу выкупить шведских пленников. Через несколько недель все были опять в Бендерах кроме двух-трех человек. Шведская дипломатия также усиленно работала над тем, чтобы попытаться избавиться от всех, кто нес ответственность за случившееся. В качестве средства давления привлекался даже Людвиг XIV. Подчеркивалось, что все — даже враги Карла XII были возмущены тем, как обращались со шведском королем во время этого инцидента. Султан, опасающийся за свое собственное положение, считал, что он должен найти каких-нибудь «козлов отпущения». Следствием этого стала масштабная чистка. Бендерский сераскир, великий визирь и некоторые чиновники высокого и низкого ранга были уволены. Карл XII и его дипломаты потирали руки. Сейчас появилась новая надежда на то, что король встанет во главе сильной турецко-татарской армии и двинется в поход в северном направлении. Но между тем в скором времени этой надежде будет суждено угаснуть.

То, что Порта разными способами пыталась умилостивить Карла за сумятицу в Бендерах, не означало, что турецкие сановники хотели оставить его у себя в государстве. Это было далеко не так. Они по-прежнему пытались вынудить его уехать домой. Разница теперь состояла в том, что больше никто не применял для этого силу. Турки предлагали ему уехать домой либо морским путем через Средиземное море, либо сухопутным с небольшим эскортом через Польшу в обмен на удержание в Турции польского посланника в качестве заложника. Эти предложения были отвергнуты шведами как нелепые и отвратительные.

Через три дня после стычки в Бендерах Карл слег больным в постель. Самое его близкое окружение считало, что он всего лишь притворяется больным. Ходили догадки, что он тем самым пытается избежать встречи с сераскиром или оттягивает время ожидаемого от него отъезда. О своей поврежденной ноге он так никому и не рассказал. Как обычно, Карл считал за лучшее скрывать свои раны. Как он, впрочем, скрывал от своего окружения и свои чувства. Те, кто встречал его после событий в Бендерах, не видели перед собой упавшего духом короля, наоборот, они свидетельствовали, что он был в своем обычном хорошем расположении духа: «…несмотря ни на что, у него был довольный вид, как будто он держал в своей власти всех турок и татар…». В будущее он смотрел с уверенностью. Все должно быть хорошо, и он по-прежнему твердо придерживался решения «не уезжать из Турции в свои края иначе, как только со 100-тысячной армией турок и татар».

6 февраля 1713 года королевствующий пленник покинул Бендеры. Завернутого с головы до пят в красный плащ его вынесли из комнаты и уложили в турецкую повозку. Всю дорогу в южном направлении он продолжал лежать, сопровождаемый тремя сотнями верховых турецких солдат. Ехать с королем было также позволено 80 шведам: штату двора, полевой канцелярии, а также некоторым офицерам. Остальные, около одной тысячи человек, оставались в шведском лагере в Бендерах под командованием генерала Акселя Спарре. Английский наблюдатель Джеймс Джеффрис, присутствующий при отъезде из Бендер, сообщал в Англию:

Я не могу описать, каким грустным спектаклем это было для меня, который видел этого князя в его блестящие дни, когда он внушал ужас практически всей Европе, и сейчас, когда он пал так глубоко, что стал предметом презрения и издевательства со стороны турок и неверных.

По приказу султана шведского короля везли сейчас на юг в Салоники для возможной транспортировки «на какой-нибудь несчастный остров» в греческом архипелаге. Этого Карл не хотел. Если уж его хотят вынудить переехать, то он бы предпочел Адрианополь, расположенный ближе к центру событий. Оттуда Карл намеревался довести до султана информацию о своем положении. Карл получил разрешение направить письмо Понятовскому, который находился в Адрианополе. А тот, в свою очередь, должен был проинформировать султана о «коварных» интригах крымского хана и сераскира и просить о разрешении шведскому королю приехать в Адрианополь.

В ожидании ответа султана на это прошение Карл попытался затянуть свою поездку как можно дольше по времени. И это ему удалось сделать. Наконец прибыл Понятовский с решением султана и Салоники, как направление поездки Карла XII, были сняты с повестки дня. Вместо этого было взято направление в маленький городок Демотика, в сорока километрах южнее Адрианополя. Туда король прибыл 6 марта 1713 года. Через несколько недель его перевезли в замок Тимурташ, что совсем рядом с Адрианополем. И все это время он находился в лежачем положении.

Он не стоял на своих ногах почти что одиннадцать месяцев. Однако долгое пребывание в постели не излечило его ногу. Рана, конечно, не давала ему ходить, но это было странно, поскольку такие повреждения обычно залечиваются в течении порядка шести недель.

Объяснение этому следует искать в чем-то ином.

Легче подозревать, что речь идет о какой-то форме депрессии. За последние годы неудач было много, и они были тяжелыми. Ответственность лежала лично на нем и давление, которому он подвергался, временами было очень значительным.

29 мая 1713 года в Тимурташ прибыл Самуэль Окерхъельм с письмом от госсовета в Стокгольме о бедственном положении в королевстве. Первая встреча с Карлом XII была шоком для честолюбивого 28-летнего чиновника. Он нашел короля «лежащего из-за какого-то недомогания не в роскошной или королевской постели, а на матрасе на полу и в одежде, что мне показалось сразу же очень странным, и это сжало мое сердце». Окерхъельм остался в Турции и получил должность секретаря при военной экспедиции (то есть, полевое военное министерство), главой которой был его тесть К.Фейф.

Во все то долгое время нахождения в постели Карл XII был в своей обычной униформе. День и ночь. Единственное, чего на нем не было надето, так это сапоги и жилетка. Когда требовалось застелить постель, он просто перекатывался на стоящий рядом диван. Еда подавалась на прикроватный столик. Правительственная работа походила, как обычно, если только не с той же интенсивностью, как раньше. В 1713 году он, например, провёл глубокую реорганизацию функционирования канцелярии.

С давнего времени Канцелярская коллегия была собственной экспедицией короля. Там издавались королевские постановления и приказы и там же подготавливалась для рассылки и принималась почта для короля. Когда в 1700 году началась Северная война, часть канцелярии последовала с Карлом XII за границу и поэтому стала называться полевой канцелярией.

Новый порядок работы канцелярии означал, что она была поделена на шесть экспедиций, каждая из которых имела свой участок ответственности. Главной была ревизионная экспедиция, чей начальник титуловался «высшим омбудсманом». Он должен был наблюдать за выполнением всех изданных приказов и был представителем короля в высокой комиссии по вопросам юстиции. Затем шла экспедиция по вопросам внутренней политики и две — по внешней политике. Начальники этих экспедиций назывались советниками и за свою работу ответствовали перед королем. Новый порядок работы канцелярии был издан 26 октября 1713 года в Тимурташе, но начал действовать на практике только через два года.

Когда король не занимался вопросами реорганизации деятельности канцелярии, то он иногда проводил время в постели, слушая саги. Охотнее всего о героях. Юхан Хультман садился возле его кровати и рассказывал истории из древненордических саг Снорри Стурлусона (исландский скальд и историограф XI-XII веков).

Новость о победе Стенбока при Гадебуше, как уже говорилось, изменила позицию турецких властей по отношению к Карлу XII. Они полагали, что, возможно, с него еще можно будет поиметь пользу, тем более что через три месяца после «калабалика в Бендерах» последовало четвертое объявление Портой войны России.

В апреле 1713 года новый великий визирь Ибрахим разбил свой шатер в нескольких сотнях метров от замка Тимурташ, где находился Карл XII. Великий визирь хотел начать переговоры с Карлом XII о предстоящих военных действиях против России. Карл отказался встречаться с ним, сославшись на то, что как суверенный король он не может позволить себе навещать одного из поданных султана. Однако он бы охотно принял у себя великого визиря — если тот смиренно попросит о такой встрече, — когда это будет удобно королю. Вспыльчивый турок оскорбился и уехал оттуда с невыполненным поручением. Султан был разочарован и через пару дней снял Ибрахим-пашу с поста великого визиря. Еще через пару дней он приказал казнить его через удушение. Ибрахим-Паша занимал пост великого визиря три недели.

Одновременно сам султан Ахмед IIIнаходился рядом в Адрианополе. И он тоже ожидал, что шведский король посетит его. Но и к этому у Карла не было никакого желания. Визави султана на этот раз сослался не на различие в рангах, а на недомогание. Официально было сказано, что он просто-напросто болен, чтобы встречаться с султаном. Но через несколько месяцев Карл заболел по-настоящему. 5 июля 1713 года его поразила «сильная, вызывающая, как при чуме, жар и боли температурная лихорадка», рассказывал полковой лекарь Мельхиор Ньюман. В таком состоянии король находился шесть недель.

Межу тем в политике Порты произошли изменения. Карл XII и Швеция теперь не представляли большого интереса для Турции. В Западной Европе на первое место сейчас выдвинулись мирные переговоры после окончания испанской войны за престолонаследие. Очевидно, предполагалось определить и право Августа II на польский престол. Возможно также, что Австрия заключит мир с Францией. В таком случае Вена нацелится на то, чтобы создать трудности для своего старого архиврага Турции, что и беспокоило сейчас Порту. У Осаманской империи больше не было средств и возможностей иметь Россию в качестве своего врага.

Множество произошедших событий ухудшили политические позиции Швеции. Турецкий ставленник Станислав перебрался из Польши в Турцию. Далее, к разочарованию турок и Карла XII генерал Стенбок не пошел в Польшу после победы под Гадебушем, которая была блестящей с тактической точки зрения, но невозможной для использования в стратегическом плане. Стенбок полагал бесперспективным идти в Польшу со своими 14 тысячами человек, поскольку путь туда эффективно прикрывался 30 тысячами саксонцев и русских. Вместо того он двинулся в Гольштейн. По дороге туда он полностью сжег город Альтону, что возле Гамбурга — действие, которое еще больше понизило в Северной Германии симпатии к шведам и их регенту. В Гольштейне в феврале 1713 Стенбока обложили в крепости Теннинген. Против него стояли абсолютно числено его превосходящие датско-русско-саксонские войска. 5 мая 1713 года Стенбок капитулировал. Тем самым исчезла еще одна возможная составляющая шведско-турецкого план нападения на Россию. Последствием этих обстоятельств стало то, что Порта прекратила подготовку к войне и нацелилась на мир с Россией, который был подписан 5 июня 1713 года.

С точки зрения султана, роль Карла XII определенно была завершена. Он по-прежнему был его пленником и с ним хорошо обращались, но он больше был не интересен. Высылать его не высылали, но содержание на шведов — которое сейчас шло только в виде поставок продовольствия и товаров — было снижено.

От своего отца Карл XII унаследовал часть того, что составляло его личность: грубость, хладнокровие, скрытность, верность долгу и способность принимать быстрые решения. Но не способность к экономическому мышлению. Здесь на него в большей степени действовала передавшаяся ему по наследству материнская черта — склонность к расточительству.

Поэтому щедрость его была на грани расточительства. Его подарки часто были богатейшими. К тому же нужно принимать во внимание турецкие обычаи. С учетом своих ограниченных экономических ресурсов Карл XII во время своего пребывания в Турции был особенно щедр на подарки и подкупы. В ответ он тоже получал много подарков. В феврале 1710 года он, например, получил от султана 25 дорогих лошадей в сказочном убранстве. В благодарность Карл передал 6 тысяч дукатов и соболиную шубу камергеру, который доставил лошадей. Конюшенные в его свите получили по 200 дукатов каждый. Такие подарки изнуряли ресурсы. Особенно когда не было возможности получения наличных из Швеции. Деньги, кроме того, требовались и для поддержания хороших дипломатических связей в Константинополе. Большие деньги. Взятки во всех их формах были тогда обычным делом. Некоторых шведов это очень возмущало. Во время встречи с крымским ханом шведский посланник Нойгебауер был вынужден дать чаевых 92 риксдалера дворовой обслуге. Присутствующий при этом Свен Агрель записал в своем дневнике: «Я думаю, что во всем свете нет такого народа, как этот, который умеет так обдирать, к тому же таким неприличным образом».

Для того, чтобы сводить концы с концами король и его канцелярия прежде всего ориентировались на добрую волю султана. Кроме выданных двух займов в 400 и 500 тысяч риксдалеров, султан следил за тем, чтобы шведы ежедневно получали продукты и другие товары стоимостью в 500 риксдалеров — сумма значительная. Но денег Карлу все равно не хватало. Экономическое положение было настолько зажатое, что большого внимания на это уже не обращалось. Он брал взаймы там, где мог. Как у разных западноевропейских торговых домов, так и у частных лиц, предоставляющих в Османской империи такие займы.

В общем, за время пребывания в Турции Карл XII набрал на себя долгов примерно два с половиной миллиона риксдалеров, что соответствовало половине годового государственного дохода Швеции. Почти полмиллиона этих долгов были получены в виде займов у частных лиц.

Чем дольше длилось пребывание Карла XII в Турции, тем хуже становилась его кредитоспособность. В 1714 году она стала настолько плоха, что деньги можно было достать только под большой процент — до ста — у ростовщиков. Проблемы с содержанием шведов в Турции начинали становиться просто аховыми. Гольштинец Фабриц был возмущен:

Хуже всего то, что наиболее важные решения постоянно переносятся на завтрашний день. Кроме того, деньги здесь настолько редко можно видеть, что почти забываешь их применение и больше не помнишь, то ли они круглые, то ли четырехгранные. Без турецкой поддержки, состоящей только лишь из порции хлеба, вина, мяса, риса и еще чего-нибудь, а также господина, который поставляет продукты к столу короля, я не знаю, как бы тогда обстояли наши дела. В Бендерах, говорят, еще хуже и те, которые получают в долг под большие проценты, считают, что они провели неплохую сделку. Бардак настолько велик, что никто не знает, каковы его долги; я думаю, что наш долг уже вырос до полумиллиона и я не понимаю, как король выберется отсюда, если ему придется оплатить все свои долги.

В конце 1713 года султан возвратился в Константинополь. Ахмед III и Карл XII никогда не встречались. Король отказался от того, чтобы предстать перед султаном в образе просителя или ищущего помощь в Турции — несмотря на то, что он жил на займы. Его гордость запрещала ему пойти на такую встречу с султаном. И крымский хан не был удостоен такого визита. Единственный раз, когда он кого-то здесь посетил, был великий визирь в своем шатре. Если они что-то хотят от него, то пусть сами приходят к нему.

3 ноября король покинул Тимурташ и направился в небольшой городок Демотика в нескольких километрах от крепости. В Демотике он обосновался в турецком сановничьем дворце.

В рождественские дни 1713 года переводчик Саварий посетил в Демотике лежащего в постели короля. Они немного поговорили и Карл узнал от него о новостях. Да, переводчик мог рассказать ему, что поговаривают о замысле его величества целый год пролежать в постели. Король со смехом выслушал это. После этого он приказал позвать гоф-маршала Дюбена и поручил ему приготовить для себя к следующему дню повседневную униформу и коня.

На следующее утро король впервые за одиннадцать месяцев встал из постели. Через несколько дней он вышел к коню и в полдень совершил долгую верховую прогулку.

Дома в Швеции членов госсовета все больше охватывало отчаяние. Карла XII не было в стране уже несколько лет и казалось, что он уже никогда не вернется. Наконец — без разрешения короля — госсовета созвал представителей все четырех сословий на заседание риксдага 14 декабря 1713 года, первое с тех пор, как он взошел на трон в 1697 году. Было предложено, чтобы ответственность за правление взяла на себя Ульрика Элеонора, младшая сестра короля.

Совет также решил послать доверенного человека в Бендеры для того, чтобы проинформировать короля о кризисной ситуации в Швеции. Такого человека, который мог бы разумно поговорить с Карлом и возможно уговорить его вернутся домой, поскольку это была рискованная задача.

Выбор пал на эстонского уроженца полковника Ханса Хенрика фон Ливена. Ему было 50 лет, и он имел достойное военное прошлое. Ливен приехал в Демотику в марте 1714 года и встречался с королем шесть раз. Для того, чтобы как можно точнее рассказать госсовету о взглядах короля, он вел запись разговоров. Эти беседы велись на смеси немецкого и шведского языков и, возможно, способствовали тому, что Карл начал размышлять об отъезде из Турции. Он, разумеется, был не доволен самоуправством госсовета, созвавшего риксдаг без его соизволения, однако чувствовалась и его озабоченность действительно тяжелым положением в стране и недовольством, которое проникло во все слои шведского общества. В разговоре с Ливеном даже неоднократно упоминалось слово «революция». Наверное, не вызывали в нем энтузиазма и те обстоятельства, при которых к этому времени Швеция лишилась большой части своих территориальных завоеваний в Северной Европе и Прибалтике. Однако Карл упрямо настаивал на том, что вина за все эти потери, как и за экономические и социальные проблемы в Швеции лежит на отсутствии единства в самом госсовете.

В апреле 1714 года риксдаг прекратил работу, после чего Карл дал ясно понять госсовету, что созыв нового заседания парламента запрещается и что все сословия должны немедленно разъехаться по домам.

Но то, что еще в большей степени заставило его начать готовиться к отъезду, так это письмо от Маурица Веллингка, командующего шведскими армиями в Померании и Бремене. Он уверял, что может собрать в Штральзунде войско численностью в 40 тысяч человек, если только туда приедет король. Это была соблазнительная возможность.