Шпага должна делать то, для чего она предназначена, ибо она не шутка.
(Карл XII в письме Магнусу Стенбоку 23 декабря 1702 года)
Август со своим войском напал на Лифляндию в качестве курфюрста Саксонии, а не как короля Польши. Аристократическая польская республика, Речь Посполитая, которая состояла из Королевства Польша и Великого княжества Литовского, таким образом не находилась в состоянии войны со Швецией. Шведские советники короля ещё раньше рекомендовали Карлу XII быть осторожным в отношении Польши, чтобы не подтолкнуть республику к объединению с противником. Они даже хотели, чтобы король издал декларацию, в которой он бы заверил Польшу в том, что у него нет намерений переходить границу и нападать на Августа. Карл отказался, мотивируя это тем, что такая декларация «могла бы быть воспринята как знак трусости». А Карл XII не хотел, чтобы его воспринимали как труса.
Самый влиятельный представитель республики, архиепископ и примас страны Михаил Радзиевский, обеспокоенный событиями последнего времени, написал – частично по призыву самого Августа – после переправы через Дюну письмо шведскому королю, в котором заверил его в своей дружбе. В нём он также просил о том, чтобы шведская армия не переходила границы нейтральной Польши. 30 июля 1701 года Карл XII твердо ответил ему, что имеет право наносить удары по врагу, где бы тот не находился и поэтому не может удовлетворить пожеланием примаса. В качестве утешения король вместе с тем сообщил о своем решении о том, что Август в самое ближайшее время должен быть сброшен со своего трона, а он своим войском намерен помочь в этом деле. Одним словом, это был ультиматум республике.
После этого послания полякам Карл XII с армией направился на запад вдоль южной границы Курляндии с Литвой и в сентябре разместил свою штаб-квартиру в замке Вюргена. Однако сам король предпочел жить вблизи в палатке.
Но уже ранее были заблокированы курляндские порты и сейчас шведы заняли все места в герцогстве, имеющие центральное значение. Оккупация Курляндии имела то преимущество, что армии не было необходимости подвергать нагрузкам свои собственные прибалтийские провинции; содержание армии шло за счет территории других государств.
В середине октября 1701 года пришел ответ польской республики на ультиматум Карла XII. Кардинал-примас Радзиевский объявил, что республика не может пойти на требование о лишении трона (детронизации) – уже само слово «детронизация» задевало «двенадцативековую честь» и ранило польский народ, чья любовь к своему королю лишь только возрастает с требованием от шведского короля об его уходе. Как и следовало ожидать, поляки отказались от шведской «помощи» и призвали шведов не нарушать польской территории и тем самым не вмешиваться во внутренние дела республики. Вместе с тем республика заявляла о готовности способствовать достижению мира между обеими королями.
Карл XII совершенно неверно оценивал кардинала-примаса и польскую республику. Он, по крайней мере, рассчитывал на получение их молчаливого согласия на детронизацию Августа. Самоуверенный и властный тон в послании шведского короля заставили даже оппозиционных королю Августу польских магнатов заподозрить неладное: какие это такие свободы может дать нам шведский король? И разве это не наше собственное дело решать судьбу Августа — сидеть ему на троне или нет?
Осенью 1701 года все неприятельские войска были изгнаны со шведских территорий. Кроме того, оккупировав Курляндию, Швеция компенсировала себе тот ущерб, который был причинен ей вражеским нашествием.
На деле у Карла XII сейчас было три возможности:
Во-первых, он мог бы отказаться от своего требования о детронизации и заключить мир с царем Петром и королем Августом II. Король, однако, очень сомневался в миролюбии своих врагов, несмотря на заверения дипломатов о том, что они готовы заключить мир «на разумных и уважительных условиях».
Другой альтернативой было вхождение в союз с одним из противников с тем, чтобы потом двинуться вместе с ним против третьего. Карл мог бы, например, заключить соглашение с Августом и затем предпринять с ним совместные действия против России. За причиненные беспокойства Август получил бы назад области восточнее Польши, которые были захвачены русскими в результате войны 35 лет тому назад.
Третья возможность состояла в продолжении войны против обеих противников. Её-то и выбрал Карл. И Августа, и Петра нужно было разгромить.
Ведение переговоров о мире с Августом было совершенно неприемлемо для Карла XII. Все, предпринимаемые на этом направлении попытки, категорически отвергались королем. Не могло быть никакой речи о «малейшем соглашении или трактате» с таким подлым монархом, который, несмотря на все уверения о дружбе, и, кроме того, без объявления войны пошёл на то, чтобы напасть на Швецию. Август даже объявил о том, что он мог бы отдать Курляндию, если бы был подписан мир со Швецией. Карла XII это не заинтересовало, так как он полагал, что такой обмен выставил бы его перед всеми как скупца. Поэтому он подчеркивал, что речь идет не о деньгах и земле, а о достижении справедливости и наказании Августа за его подлые дела. Один французский дипломат выразил это так: «Он считает себя Божьим судьёй на земле, посланным с тем, чтобы наказывать безверие». Карл полагал, что безопасность Швеции могла бы быть гарантирована только в том случае, если бы Август был выведен из игры, то есть, если бы его лишили польской короны.
Со стороны иностранных посланников к Карлу пошли предложения и запросы. Собственно говоря, в Западной Европе уже разразилась война. Война, которая получит название войны за испанский престол.
В этой войне речь шла о наследии, оставшемся после последнего из династии Габсбургов на испанском престоле, Карле II, умершем в ноябре 1700 года. Он завещал всю Испанию, включая испанские поселения в Нидерландах и Италии, Филипу, внуку Людовика XIV. Так как почивший в бозе испанский король не хотел делить свою империю, он выставил требование о том, чтобы Филип принял в своё распоряжение всё наследство, иначе оно должно перейти австрийскому архегерцогу Карлу. Оба предложения нарушали баланс сил в Европе и поэтому ни у кого не вызывало удивление то, что в 1701 году Австрия направила свою армию в Италию. Годом позже враждебные отношения возникли между морскими державами и Францией, и вскоре война полным ходом шла уже в Германии и Нидерландах. Франция Людовика XIV оказалась против большой коалиции, состоявшей из армий большого количества мелких немецких государств, Австрии, Англии и Голландии. (Поначалу дела у Франции шли хорошо, но после 1704 года успех перешел к союзникам).
Дипломаты из обоих лагерей пытались перетянуть короля на свою сторону. Союзные державы хотели, чтобы он завершил войну против Саксонии и вместо этого присоединился к ним в войне против Франции. Франция же, со своей стороны, была удовлетворена продолжением военных действий между Карлом XII и Августом II, поскольку последний, таким образом, не мог оказать помощь императору своими войсками.
Шведские чиновники в Стокгольме и в полевой канцелярии были в отчаянии от позиции короля по отношению к «польской дилемме», и всячески пытались отговорить его от дальнейшего вмешательства в дела Польши. Карл XII, однако, отдавал преимущество решению этой проблемы военным путем вместо дипломатического и казался совершенно не заинтересован во всех тех советах и предложениях, которыми его засыпали.
Не помогли королю и советы Бенгта Оксеншерны заключить мир с Августом. Канцлер-президент предупреждая о том, что балтийские провинции Швеции вскоре отпадут в руки царя, писал, что он видит перед собой «пропасть», если Карл не сделает что-нибудь для решения этой проблемы. Оксеншерна желал, чтобы король как можно скорее возобновил военные действия против царя и не беспокоился о Польше. Но Карл не позволил уговорить себя. Одному из своих чиновников в полевой канцелярии, Юсиасу Седеръельму он доверительно сообщал, «что мы ещё много лет будем воевать на этой стороне моря». Седеръельм воспринял это высказывание как проявленную королём шутливость. А своему секретарю король сказал, что Швеция будет находиться в войне с поляками ещё десять лет, а с русскими – двадцать. Секретарь тогда ответил, что, мол, те солдаты, которые уцелеют, «наберутся очень хорошего опыта». Король в ответ улыбнулся и спросил, «а разве это плохо иметь хорошо подготовленных солдат?»
В первые дни января 1702 года в шведскую штаб-квартиру в Вюргене (Курляндия) прибыла известная аристократка Аврора фон Кёнигсмарк. Она приехала сюда прежде всего для того, чтобы попытаться оправдать своего зятя Карла Густафа Левенхаупта, который в начале военных действий был отозван домой со своей службы в саксонской армии. Когда он не вернулся в Швецию – поскольку Август отказал ему в отставке — Верховный суд страны обвинил его в измене отечеству. Но так как в прошлом Аврора была любовницей Августа, она, кроме того, получила от курфюрста поручение передать послание Карлу XII о мирных переговорах. Август надеялся, что Аврора, которая большую часть своей жизни провела среди шведского королевского двора, сумеет убедить Карла в его добрых намерениях. Она также должна была отсоветовать шведскому королю поддерживать контакты с польскими повстанческими кругами.
Между тем получить аудиенцию у Карла XII для Авроры оказалось невозможным. Король не пожелал встречаться с ней. В дискуссиях с Августом он был не заинтересован, а что касается её зятя, то он посоветовал обратиться в Верховный суд. В отказе от аудиенции, возможно, также сыграл свою роль тот факт, что Аврора когда-то была любовницей Августа. Карл, со своей строгой лютеранской моралью в вопросах интимных отношений, вероятно, полагал, что эта аудиенция могла бы быть воспринята как знак его согласия с преступлением против супружеских уз, которое совершил с ней Август. Во всяком случае, Авроре фон Кёнигсмарк пришлось покинуть шведскую штаб-квартиру, как говорится, несолоно хлебавши.
Карл XII был близок к тому, чтобы начать действовать.
Так как ответ польской республики не содержал никаких гарантий того, что Август не будет использовать Польшу, как базу для своих операций, Карл, не колеблясь, отложил свои планы похода на Россию на будущее.
И ещё одно дело, которое способствовало тому, чтобы полностью убедить Карла XII в том, что он действовал правильно, пытаясь протащить своё решение о детронизации, — он знал, что в определенных кругах Польши существовало большое недовольство королем Августом. Среди оппозиции были силы, которые — очень даже вероятно — надеялись на помощь в свержении Августа с престола.
В Литве проживали различные группировки дворянских семей, борющихся за власть. Таков был могущественный семейный клан Сапеги. Ему некоторое время назад был брошен вызов фракцией, состоящей из мелкопоместных дворянских семей во главе с литовским князем Огинским. Ради получения помощи в сокрушении клана Сапеги в ходе разразившейся в Литве гражданской войны, Огинский обратился к польскому королю. Таким образом, Август занял сторону Огинского в надежде усилить своё влияние в Литве.
И в соответствии с девизом «враг моего врага – мой друг» были установлены контакты между семейством Сапеги и шведским королем. Карл XII был не чужд тому, чтобы оказать помощь в сокрушении Огинского, если Сапега, в свою очередь, пообещает поддержать шведского короля в его попытках сбросить с трона Августа. С королем установил также письменный контакт и переписку польский принц Якоб Собеский, сын бывшего польского короля Юхана Собеский. Собеский дал Карлу XII ряд политических советов и заявил между строк о своей готовности принять на себя польскую корону.
Осенью 1701 года Карл направил небольшие силы на юг Литвы для того, чтобы, частично, защитить владения Сапеги, а, частично, и для того, чтобы попытаться установить контакт с враждебными Огинскому вооруженными отрядами. В конце ноября даже был случай, при котором присутствовал сам король, когда чуть было не разразилось большое сражение, но в последнюю секунду неприятель сумел уйти от преследующих его шведских войск. Карл остановился под Ковно на реке Неман, вблизи польской границы. Здесь он разместил лагерем 350 человек, а потом вместе с 50 драбантами отправился назад в штаб-квартиру в Курляндии. По прибытии он немедленно отдал приказ о подготовке шведской армии к выступлению.
Карл XII был на пути всё большего втягивания в польскую политику. Россия могла подождать. А сейчас настало время предпринять новый поход в южном направлении. Цель состояла в создании дружественной Швеции Польши, но без Августа.
Польша была одной из крупнейших европейских держав. На территории этого широко раскинувшегося государства, граничившего на западе с Бранденбургом, на востоке – с Украиной, выходившего на севере на Балтику, на юге – к Карпатам, проживало порядка девяти миллионов человек. Но её позиции в европейской политике не соответствовали размерам территории и количеству населения этого государства. Такое положение объяснялось бросающимся в глаза отсутствием единства, царящего в Польше, как по политическим, так и этническим и религиозным вопросам. В особенности весьма запутана была ситуация в политике, что разобщало страну. В отличие от большинства других стран Европы, которые двигались в сторону усиления централизации власти, в польской республике правило большое число дворян и их семьи. Десять тысяч польских дворян выбрали своего короля на поле Вола под Варшавой, причем избранный правитель должен был подписать контракт, в котором были записаны продиктованные дворянством условия. Польский король имел сравнительно небольшие властные полномочия. Но наиболее примечательным было право дворян на «вето» в парламенте – liberum veto. Ни одно предложение короля не могло быть проведено через парламент, если какой-нибудь делегат был с ним не согласен. Король не мог продавить новые законодательные предложения или решения по налогам без одобрения всего дворянства. И поскольку всегда кто-нибудь пользовался своим правом «вето», на польском парламенте лежала печать паралича действий. Очевидно, что при таких условиях было очень трудно проводить какую-либо последовательную внешнюю политику. Так дело обстояло и сейчас: польский король находился в состоянии войны со Швецией, в то время как республика всё ещё жила в условиях мира со шведским королем. Польские военные власти действовали примерно так же. Польские влиятельные паны выставляли для этой войны свои собственные силы, которыми они чаще всего сами и командовали на поле боя. Если что было не по ним, то они имели полное право бросить оставшуюся армию в трудном положении, что, кстати, могло произойти, в том числе и во время важных сражений.
В начале февраля 1702 года Карл XII со своим 14-тысячным войском вошел в литовскую часть Польши. Стюарт с 4 тысячами войск оставался в Курляндии и ещё 25 тысяч солдат находились в других балтийских провинциях. То, что у сил в шведской Балтии отсутствовало единое руководство, и они были разобщены между различными командующими, оказалось позднее большим минусом. Дело в том, что царь далеко не отказался от своих завоевательных планов.
Ранее, воспользовавшись нахождением Карла XII с главной армией в Курляндии, Петр напал на Лифляндию. Под командованием Шереметева он направил 10-тысячное войско против сил полковника Шлиппенбаха, стоящих на Рауге. Шведы отбросили неприятеля и нанесли ему большие потери. Победа Шлиппенбаха ещё более убедила Карла XII в правильности решения о походе в Польшу. Король полагал, что сейчас русские на долгое время вперед будут чувствовать себя подавленными. А для того, чтобы защитить шведские провинции Прибалтики, хватило бы, мол, расквартированных там войск, главная же армия при этом могла со спокойной совестью покинуть этот край. Но, как оказалось, русские так легко не сдались. Уже через несколько месяцев 30 декабря 1701 года Шереметев вернулся и неожиданно напал на Шлиппенбаха у Эрастфера. Шведам были нанесены большие потери, и они были вынуждены бежать в Загнитц. Но к этому времени Карл уже принял решение о походе в Польшу. То, что царь усилил своё давление на шведские балтийские провинции король во внимание не принял.
Движение войск из Курляндии было сложным, солдаты страдали от холода и плохих дорог. Наконец войска короля расположились вокруг Ковно в Литве, а штаб-квартира – в замке Биеловице. Сюда прибыл Улоф Хермелин для того, чтобы оказать помощь Карлу Пиперу в работе полевой канцелярии. Среди войск царила большая неуверенность в том, куда планирует двинуть их король. Офицер Карл Магнус Поссе писал:
Что касается совершенного нами похода, то о нем лучше знает лишь Господь, поскольку это такая страна, в грязи которой солдатам приходится стоять по колено. […] Здесь никто не ведает о решении Его Величества в отношении того, куда мы двинемся дальше.
29 марта 1702 года Карл XII покинул Ковно и направился с главной армией в направлении Варшавы, где находился Август. Вспомогательные войска Августа, располагавшиеся в Саксонии, должны были быть остановлены, прежде чем они успели бы прибыть в Польшу или, по крайней мере, им следовало воспрепятствовать в блокировании столицы. Генералу Нильсу Юлленшерне был отдан приказ попытаться со своим 10-тысячным войском проследить за тем, чтобы саксонцы не перешли польскую границу. Глинистые дороги замедляли движение армии. В попытке остановить продолжающееся вступление шведов в Польшу, республиканцы послали делегацию из 500 польских дворян для встречи с Карлом XII. Эта встреча состоялась 22 апреля в местечке Длуговице, что расположено западнее Гродно. Поляков, прибывших верхом на черных лошадях и разнаряженных в разноцветные одежды, пригласили в палатку короля, где их принял сам Карл XII. Переговоры, шедшие на латинском языке, вели Карл Пипер, шведский дипломат в Польше Георг Вахшлагер и недавно прибывший для работы в полевой канцелярии Уолф Хермелин. Хермелин до этого был профессором университета в Дорпате, а сюда его прислали, чтобы отвечать, в частности, за ведение пропагандистской деятельности, сосредоточенной в полевой канцелярии. Переговоры не дали результатов. Карл сомневался в нейтралитете республики, которая к тому же позволила Августу использовать её территории в качестве базы для ведения боевых операций. И он оставил за собой право преследовать своего противника в любом месте, где бы он не находился.
За это время Август покинул Варшаву и подался на юг в сторону Кракова. Кроме того Август приказал – с разрешения республики – польской армии присоединиться к нему в Кракове для того, чтобы защитить Польшу от шведских агрессоров. Кардинал-примас Радзиевски также выехал из столицы для того, чтобы избежать встречи с Карлом XII. Температура в этой политической игре поднималась всё выше.
Движение армии продолжалось, и 14 мая Карл XII достиг Праги, предместья Варшавы. Он приказал переправить его через реку Висла (Вайхзель) и затем вошел в город и остановился со своими солдатами на площади на короткий привал. Варшава оказалась в шведских руках.
Теперь из Варшавы шведская полевая канцелярия направила воззвание к польскому народу, в котором Карл XII представлял себя в качестве спасителя республики и её защитника. В столице также прошла встреча между шведами и оппозиционными поляками, т.н. нейтралистами. Они, определенно, были за изгнание Августа с трона, но их раздражала непримиримость в позиции шведского короля и его абсолютность в требовании о детронизации. Полевая канцелярия также пыталась еще раз уговорить его отозвать свой ультиматум, названный чиновником Юсиасом Седеръельмом, как эта «подлая, а также губительная и, да!, чертова детронизация». Короля, между тем, не удалось заставить изменить свое решение, поскольку он считал, что было бы непоследовательно и «неприлично» забирать назад произнесенные им свои слова.
Так как саксонская армия Августа находилась на расстоянии многих километров отсюда, Карл не планировал долго оставаться в Варшаве. Пришел час нанести Августу решающее поражение, которое бы раз и навсегда положило конец саксонскому сопротивлению.
Движение в сторону противника должно было происходить тремя колоннами. Юлленшерне в Померании был отдан приказ двигаться ускоренным маршем со своим 10-тысячным войском на Краков. Генерал-майор Мёрнер должен был со своим войском в 4 тысячи человек выйти из Вильны в Литве, а сам король – возглавить среднюю колону войск, выдвигавшуюся из Варшавы. 16 июня с 8-тысячным войском король вышел из польской столицы.
Август знал, что Карл XII был уже на подходе. Началась гонка со временем. Оба короля хотели начать сражение, прежде чем подойдёт подкрепление противной стороны. Карл ожидал Мёрнера и Юлленшерну, а Август – польскую королевскую армию. Но 14 июня, когда оказалось, что Юлленшерна ещё даже и не выходил из Штеттина, Карл принял решение не дожидаться его, поскольку это могло занять много времени.
Шведская разведка обнаружила, что саксонская армия в это время заняла позиции у небольшого местечка Клисцов, что южнее Варшавы. И хотя к главным силам Карла XII ещё не присоединились войска Мёрнера, король всё же пожелал сделать ставку на внезапный удар, когда он прибыл к месту сбора 7 июля. Реншёльд и Пипер, однако, уговорили его дождаться Мёрнера, который со своим измотанным корпусом подошёл вечером 8 июля – «очень усталым, истощенным и голодным», как свидетельствует один очевидец. Король решил, что атака начнется на следующий день, но часть офицеров хотела всё же подождать ещё один день для того, чтобы солдаты Мёрнера могли бы отдохнуть. Король отверг это пословицей: «голодные псы лучше кусают».
Другие офицеры предложили дождаться подхода Юлленшерна с его артиллерией, но на это Карл лаконично ответил: «У нас скоро в руках окажется вражеская артиллерия, и тогда мы будем иметь больше, чем нам нужно».
В целом артиллерия играла сравнительно небольшую роль в каролинской армии. Карл XII испытывал «своего рода пренебрежение к артиллерии», писал многими годами позже артиллерийский офицер Карл Кронстедт. Прежде всего, это объяснялось проблемами транспортировки пушек и мортир, и тем, что король строил свою тактику на факторе внезапности. Тяжелые орудия оказывали тормозящий эффект на наступательное движение пехоты и кавалерии. Кроме того, король полагал, что артиллерия скорее годится для осады или для использования против неприятеля, который тем или иным способом сумел укрыться в укреплениях.
Оптимизм короля оказался заразительным, и когда на следующий день 9 июля 1702 года наступил день сражения, против неприятеля в шесть часов утра выступила воодушевленная и настроенная на победу каролинская армия. Шведы провели тщательную разведку поросшей лесом местности и в полной тишине двинулись через неё, чтобы достичь наибольшей внезапности.
Соотношение сил было неравное. Против 12 тысяч шведов с четырьмя пушками стояло 16 тысяч саксонцев с 46 артиллерийскими орудиями. Кроме того, на подходе была польская королевская армия. Таким образом, их командующий Любомирски хоть и встал на сторону Августа, но ещё окончательно не решил, «за» Карла он или «против». Формально ведь польская республика ещё не находилась в состоянии войны со Швецией.
Как раз год тому назад главная каролинская армия последний раз участвовала в сражении – переправе через Западную Двину (Дюну). После этого она стала лишь только более организованная и обученная. Офицеры и их подчиненные досконально изучили друг друга. Прошло оттачивание деталей в методике ведения боевых действий.
Шведская кавалерия была поделена на эскадроны. Эскадрон состоял из 250 всадников и был построен в форме двух или трёх похожих на плуги глубоких линий. Примерно также формировались и все другие армии в Европе. Но были и различия. Каролинская кавалерия не применяла огнестрельное оружие, а атаковала только лишь со «шпагами в руках». Кроме того, они наступали очень плотными рядами, настолько близко друг к другу – «колено к колену» — что делало их ударную силу превосходящей, если только им удавалось избежать поражающей силы стрелкового огня во время атаки. Поворот назад во время атаки исключался. Шведские кавалерийские эскадроны, как и саксонские, атаковали, идя рысью. (С 1705 года шведская кавалерия начала наступать, переходя на галоп во время последней фазы наступления).
Тактической единицей шведской пехоты был батальон (полк являлся административной единицей). Батальон состоял из 600 человек, из которых треть была пиконосцами, а две третьих – мушкетёрами. Всё пехотинцы были вооружены шпагами. Десять процентов мушкетеров имели мушкеты со штыками, а также ручные гранаты – таких мушкетеров называли гренадеры. Когда наступало время сражения, пехотный батальон строился в четыре линии в глубину, причём солдаты стояли так плотно, что они соприкасались друг с другом локтями. В этом шведская пехотная тактика не отличалась от той, что существовала в остальной Европе. Различие, как и в кавалерии, состояло в том, что шведы были нацелены на более «агрессивное» ведения боя — в воинском уставе это называлось «новой манерой». Карл XII не хотел, чтобы наступающие в первых двух рядах производили выстрелы из своих мушкетёров «прежде чем они увидят белки глаз своих противников, а когда первый залп будет произведен, то он хотел, чтобы они атаковали врага, нанося удар пиками, штыками и шпагами», рассказывал офицер Петер Шёнстрём.
Эта ярко выраженная наступательная боевая методика имела свои основания. Тем самым Карл XII давал понять, что есть только один способ для числено слабой армии победить превосходящие силы. Но такой подход требовал хорошего порядка и мужественных солдат. Речь шла о создании железной дисциплины коллектива и наполнении солдат храбростью, а этой возможностью как раз обладали каролинские офицеры. И не в меньшей мере сам Карл XII. Собственным примером жертвовать жизнью в боях он способствовал созданию высокой боевой морали у подчиненных. Шёнстрём так описывает влияние короля на войска:
У него, когда он садился на коня перед своей армией и вынимал из ножен шпагу, было совсем другое выражение лица, чем у других в его окружении, да, выражение, которое было чуть ли не сверхъестественным, вселявшем мужество и желание драться, да, даже тем, которые, как считалось, совершенно упали духом.
Сам король считал, что это было необходимо, так как шведские солдаты по своему темпераменту были не особо настроены по-боевому – он описывал их как «флегматичные». Поэтому шведский король не мог, как другие европейские полководцы, сидя на коне, наблюдать в подзорную трубу с какой-нибудь возвышенной местности за битвой и давать оттуда приказы подчиненным офицерам. Шведский король вместо этого должен был непосредственно участвовать в сражении, ведя за собой своих воинов.
Укреплению боевого духа способствовало также богатое победами прошлое шведской армии. Тот факт, что со времен Густава II Адольфа до перехода через Дюну протянулась цепь военных успехов, которая создавала как у солдат, так и офицеров чувство причастности к непобедимой военной машине.
В укреплении боевой морали важную роль играла и религия. Через полевых священников сверху поступало благословение. По утрам и вечерам войска собирались на чтение молитв, а каждое воскресенье и иногда даже по будням проходили церковные службы. Перед сражением всегда устраивался особый духовный час, когда в песнопении исполнялся седьмой стих из 96 псалма (по собранию псалмов 1695 года):
В Нём, который создал небо и землю, наши помощь и утешение.
Он укрепляет сердце в нашей груди, даже если мы и пали духом.
И поэтому мы можем быть уверены: почва, которую мы заложили под собой, тверда.
И кто сейчас может нас сбросить с неё?
Командиры призывали солдат также не страшиться вражеского огня. Не было никакого смысла в том, чтобы уклоняться от выстрела, «так как никакая пуля не попадает ни в кого против воли Божьей, независимо от того, идёт ли человек в полный рост или согнувшись». Все в каролинской армии, от короля до офицерского денщика, были убеждены в том, что Господь стоит на их стороне. Во всяком случае, пока на войне всё шло хорошо.
Кстати, Карл абсолютно был против того, чтобы производство в офицеры зависело от происхождения. Он полагал, что офицером может быть «как дворянин так и не дворянин».
Двадцатилетний граф Карл Густав Уксеншерна, праправнук знаменитого Акселя Уксеншерны, пожаловался как-то Карлу Пиперу на то, что он, несмотря на своё семейное происхождение, всего лишь по званию капрал. Пипер, которому было жалко его, поднял этот вопрос перед королем, сказав, что Уксеншерна должен был бы быть, по крайней мере, корнетом. Карл XII считал, однако, что в таком «несправедливом» подходе есть свой смысл:
Если такой молодой дворянин сразу же становится старшим офицером, то он предстает неучем перед простыми солдатами; но когда он сам послужит для солдат, подежурит, постоит в карауле, то тогда он поймет, что они из себя представляют и, тем самым, станет поучтивее.
Было около полудня 9 июля 1702 года. Саксонцы заняли позицию на высоте Кулаки, восточнее Клисцова. Расположение было отличным, с хорошим обзором низины. Однако минусом была единственная дорога отсюда, которая шла на восток. Ей-то и планировал воспользоваться Карл XII. Шведская армия должна была переместиться в восточном направлении, и отсечь правый фланг саксонцев. Король рассчитывал на то, что главная польская армия не успеет подойти и, кроме того, он полагал, что глубокий овраг перед саксонцами был непреодолим. Оказалось, что оба эти предположения были ошибочны.
Шведы построились в боевой порядок. Реншёльд и король возглавили кавалерию на правом фланге. Шведы начали наступление с передвижения на восток. И тогда внезапно появилась 8-тысячная главная польская армия под командованием Любомирского, одетая в яркую униформу и блистающие доспехи. Пораженный увиденным, один шведский лейтенант записал в своем дневнике, что они были «настолько отлично обмундированы и вид их был настолько прекрасен, что об более великолепной картине и думать не приходилось».
Вместе с правым крылом саксонцев, состоящим из кавалерии, главная польская армия пошла в наступление на левый шведский фланг, возглавляемый герцогом Фредриком Гольштейн-Готторпским. Фланговые перемещения завершились, и шведы быстро развернулись в сторону противника. Главная польская армия вскоре выбыла из этой кровавой игры. Уже после первого натиска шведской кавалерии поляки в большом беспорядке вышли из сражения. Король передал командование на правом фланге Реншельду и поспешил на левый фланг, где принял на себя командование несколькими пехотными подразделениями и частью конницы, и бок о бок с герцогом Фредриком кинулся в бой. Фредрик уже в начальной стадии сражения был ранен пулей в область живота и Отто Веллингк принял от него командование. Карл сохранял спокойствие, когда он увидел своего смертельно раненного зятя, покидавшего поле боя, сконцентрировавшись вместо этого на переходе в атаку против наседающей кавалерии. Вскоре к нему подошла помощь от Стенбока и несколько батальонов из центра. Вместе им удалось обратить в бегство саксонскую кавалерию.
Не потерял Карл XII самообладания и тогда, когда получил известие от Реншёльда о том, что саксонский фельдмаршал Штайнау против всех ожиданий преодолел овраг с помощью фашин и атакует сейчас правое шведское крыло с фланга и с тыла. «Пусть идут куда хотят, вскоре им придется убраться», спокойно прокомментировал он это сообщение. И, как оказалось, был прав.
Реншёльд вышел из тяжелой ситуации, благодаря паре искусно проведенных, типично каролинских по исполнению, шоковых кавалерийских ударов и сумел, несмотря на численное превосходства противника, обратить в бегство силы Штайнау. Шведские солдаты были настолько агрессивны в своих действиях, что их командирам даже не приходилось подгонять их. Вместо этого офицеры вынуждены были прилагать все силы к «их сдерживанию».
Сражение завершилось тем, что шведские войска окружили саксонскую пехоту на высоте Кулаки: Реншёльд – справа, генерал-майор Кнут Поссе – с севера, а король с Отто Веллингком – с востока. Саксонская армия посчитала битву проигранной и пыталась бежать с поля боя. Многих саксонцев загнали в овраг, где шведы расстреливали их «как диких зверей, попавших в силки», но какого-либо организованного преследования их армии не было.
Сразу же после пяти вечера Карл XII в сопровождении шведских музыкантов въехал верхом в саксонский лагерь. Была проведена краткая служба с благодарностью Господу за победу. После этого король со своим ближайшим окружением отправился в недалеко расположенную помещичью усадьбу, где был устроен ужин.
Таким образом, шведской армии удалось ещё один раз нанести поражение числено превосходящему врагу. На поле боя осталось лежать 300 убитых шведов, кроме того, более чем 600 человек было ранено. Противник потерял 2000 убитыми и ранеными, и, помимо этого, позволил победителям захватить 1700 уцелевших в бою солдат в плен. В руки шведов попало также 46 артиллерийских орудий, склады и обозы с палатками, обувью, воинской униформой и другими нужными трофеями, а также амуниция, знамена и штандарты.
Сражение под Клисцовым было первым, когда Карл XII сам вел свою армию в бой. Он продемонстрировал, что ему пошла впрок учеба у таких мастеров как Реншёльд и Стюарт. Король не только воодушевил солдат своим участием там, где шла наиболее ожесточенная драка, но лично вмешался и нанес решающий тактический удар по правому крылу противника.
После битвы двадцатилетний полководец, однако, не захотел выставлять себя на первый план, отдав вместо этого славу победы Богу и каролинской армии. И если кого-то лично следовало чествовать за победу, так это Реншёльда.
Однако была и ложка дегтя в бочке меда: старый его оруженосец в молодые бесшабашные времена – герцог Фредрик Гольштейн-Готторпский умер на второй день после битвы вследствие полученного пулевого ранения. Карл переживал эту потерю вместе со своей сестрой Хедвигой Софией, женой Фредрика. Он рассказывал, что случившееся было настолько ужасным,
что я не знаю, о чем писать, но только лишь прошу мою самую дорогую сестру не поддаваться слишком этому горю, а принять его как христианке и тем самым довольствоваться тем, что превыше этого и что происходит по усмотрению Господа нашего, который всегда с нами и делает всё, как пожелает, к нашему благу.
Битва под Клисцовом, с одной стороны, означала, что шведская армия могла сейчас действовать совершенно беспрепятственно по всей Польше, но, с другой, цель – обезвреживание Августа — всё же не была достигнута. Он успел сбежать обратно в Краков, где вскоре получил подкрепление, после чего продолжил движение в восточную Польшу.
После битвы Карл XII разместил свою штаб-квартиру под Краковым. Там начались мирные переговоры с представителями Августа. Но они не дали результата, поскольку Карл XII не испытывал доверия к своему кузену:
Верьте, я бы тотчас оставил короля Августа в покое, если бы я мог верить ему на слово; но первое, что он сделал бы после того как был бы заключен мир и мы бы двинулись на Россию, то он бы взял деньги у русских и ударил бы нам в спину, поставив тем самым наше дело в состояние большей неясности, чем оно находится сейчас.
Подозрительность Карла совершенно не была лишена оснований. Контакты между Августом II и Петром I продолжались, и русские войска сейчас вновь устремились в Польшу и Литву.
Кроме того Карл XII оказался втянутым в политическую круговерть. Было трудно принять решение о том, с кем ему вести переговоры: с королем Августом, кардиналом-примасом Радзиевским, военноначальником Любомирским, семействами Сапеги и Собески или различными группировками польских магнатов. Все выдавали себя за представителей Польши. Карл хотел иметь прямой ответ на вопрос о том, поддержат ли его поляки в попытке ссадить Августа: «Они должны сказать да или нет: если скажут нет, то будем в соответствии с этим и действовать дальше, скажут да, то тогда пусть защищают своего нового короля». Карл не хотел понимать, что такой прямой ответ был просто невозможен в расколотой Польше.
На амбициозный настрой Карла XII негативно влиял и факт присутствия шведской армии. Долгое стояние требовало взимания контрибуций – то есть официально разрешенного грабежа – с крестьян и дворян. Армия нуждалась в провианте, фураже и деньгах. Последствием этого было то, что многие демонстрировали свою поддержку шведскому королю, когда он находился рядом, и это давало им возможность обходиться дешево. Но как только армия уходила, они вновь оказывались на стороне Августа.
Во время пребывания в Кракове Карл XII жил в палаточном лагере за городом. Вечером 19 сентября 1702 года он находился в своей палатке, готовясь ужинать, когда снаружи послышался шум. Король выбежал и увидел Магнуса Стенбока, мчавшегося с двумястами солдатами в учебной атаке на шведский лагерь. Карл – всегда готовый поразвлечься на скорую руку – бросился в седло и устремился за ними. Во время погони его лошадь споткнулась о натянутую палаточную веревку, он упал на землю, а на него рухнула лошадь. Выяснилось, что он сломал левую бедренную кость и поэтому был вызван фельдшер. Все, находившиеся вокруг, были шокированы этим, но сам пострадавший держался спокойно: «небольшая рана, скоро заживет». Ногу перебинтовали, и Карл был вынужден некоторое время оставаться в постели. Через шесть недель он уже встал на костыли, но лишь только в июле смог вновь самостоятельно передвигаться. Кроме того, перелом сросся неправильно, левая бедренная кость стала на три сантиметра короче правой, что привело к тому, что король всю свою оставшуюся жизнь передвигался слегка пошатывающейся походкой. Сам он не придавал значения происшедшему с ним несчастному случаю: «Полученное мною небольшое ранение бедра быстро заживает и скоро пройдет», писал он Ульрике Элеоноре в конце того года.
В начале октября Карл XII — на носилках – и главная армия покинули район Кракова и двинулись в северо-восточном направлении на Люблин. Здесь 23-тысячное войско остановилось на зимних квартирах.
В то время когда Карл находился в южной Польше, русские усилили свой нажим на балтийские провинции. Остававшаяся здесь шведская армия под командованием Шлиппенбаха была разбита под Хуммельсхофом, а русские опустошили и пожгли всё в этих некогда богатых сельскохозяйственных районах. Правительственная коллегия в Стокгольме передала королю всеподданейшую просьбу о «скорейшем завершении польского дела» с тем, чтобы он мог вновь начать действовать против русских в Прибалтике. Но Карл реагировал спокойно: «То, что Лифляндия пока сейчас страдает, может быть возмещено с Божьей помощью привилегиями, когда Господь дарует нам мир». Это неясное обещание давало слабое утешение тем шведам, которых уводили в плен в Россию.
В конце февраля 1703 года Карл XII с армией оставил район Люблина и двинулся на Варшаву.
Одновременно депутаты польского сейма объявили себя сторонниками Августа, что напрямую продемонстрировало, что поддержка проводимой Карлом XII политики на детронизацию Августа весьма слаба. Шведы начали новые переговоры с кардиналом-примасом Радзиевским. Пипер и Хермелин заявили, что Швеция намерена заключить мир с республикой и оставить Августа на троне, а затем предпринять совместные действия с поляками против России. Но и на этот раз король не хотел идти на компромиссы. Он стремился решить польскую дилемму на поле боя и отбрасывал каждое предложение своих советников, что совершенно выбивало почву из-под ног Хермелина. Но вскоре отчаяние его чиновников перешло в покорность, поскольку было уже бесполезно искать в этой ситуации другие пути, кроме военного. Король все равно поступал так, как он хотел.
Весной 1703 года власть Августа II распространялась на северную Польшу. Так как существовала большая опасность того, что его войска перережут шведам пути, Карл XII оставил Варшаву и двинулся в северном направлении. Приняв командование над тремя тысячами рейтерами, он попытался окружить армию саксонского фельдмаршала Штайнау. Сделать это ему удалось 21 апреля у укрепленного городка Путулска.
У Карла появился подопечный. В шведскую армию для получения познаний в военном деле приехал четырнадцатилетний принц Вюрттембергский Максимилиан Эмануэль. «Маленький принц», как его называли, ел за столом короля и ему было позволено отправиться с ним на своё первое задание. И он попал прямо в пекло.
Штайнау получил предупреждение от своих дозорных о подходе шведов, и поэтому на высоте перед городком он построил в боевом порядке три с половиной тысячи своих солдат. Но когда в предрассветных сумерках ему открылась картина двигавшейся на него примерно такой же силы шведской конницы, его ноги подкосились. Путулск был расположен на острове, и Штайнау приказал отходить к одному из мостов, ведущему в город. Карл XII послал вслед своих драгунов, и началась гонка. У моста разразился бой. Шведы, преследуя саксонцев, ворвались в город, в узких улочках которого продолжали биться с ними на шпагах. У саксонцев было 200 убито и 800 взято в плен, остальные вместе с Штайнау бежали. Шведские потери составили 18 человек. Карл после боя мог сообщить своему учителю, что всё прошло хорошо: «наш Господь был настолько милостив, что вновь дал возможность немного погонять врага и затем выбить его отсюда». В этом случае Карл вновь продемонстрировал свою чрезвычайно хорошую память. Переписка его с Реншёльдом частично шла в зашифрованном виде. Проблема была только в том, что он забыл в этот раз взять с собой ключ к шифру и был вынужден полагаться только на память. Но всё удалось: король сумел как расшифровывать письмо Реншёльда, так и зашифровать для него ответное послание.
После успеха под Путулском Карл XII вновь соединился с остальной армией и продолжил путь на Торн, куда и прибыл в мае 1703 года. Перед городскими стенами стояло пять с половиной тысяч войск саксонской пехоты. Торн лежал на берегу реки Вайхзель (Висла) и был хорошо укреплен. Карл вскоре понял, что для взятия города ему понадобится осадная артиллерия. Ожидая пока из Риги подойдут пушки и мортиры, шведы начали окружать Торн, чтобы таким образом отрезать любые возможности получения противником подкреплений.
Тот факт, что Карл совершенно беззастенчиво осадил польский город, увеличило симпатии к Августу. Как главная польская армия, так и литовские войска теперь уже откровенно встали сплоченными рядами на сторону своего короля, переложив на него всю основную ответственность.
Кавалерия Августа постоянно тревожила осаждающих шведов своими вылазками в попытках прорвать блокаду. Все эти попытки были отбиты, но за это сотни шведских солдат поплатились своими жизнями.
Шли месяцы, но ожидаемая осадная артиллерия так и не прибывала.
Обычно стоять лагерем в поле тяжело. И не только для солдат, но также для чиновников и офицеров. Прусский дипломат констатировал – несколько обостряя, — что министрам и генералам Карла XII приходилось хуже, чем обычным солдатам в прусской армии. Но во время долгой осады Торна стало, во всяком случае, несколько полегче. Восточнее осажденного города шведы всё более укрепляли и обустраивали свой лагерь. Строились пивоварни, хлебопекарни и лечебницы. С армией следовало большое число маркитанских лавок, торговавших продуктами питания, водкой и табаком. Здесь же были и проститутки, на которых охочие солдаты могли потратить своё жалование – два ёре (1 крона — 100 ёре) серебром в день. Для увеселения короля, чиновников и офицеров в Торн направлялась труппа французских актеров при королевском дворе в Стокгольме. А иногда в трапезной палатке короля выступали музыканты лейб-гвардии.
Когда в 1700 году Карл XII переселился в палатку, с ним было четыре собаки: Помпе, Цезарь, Снусхане и Турк. Во время осады Торна умера последняя из них, Помпе. «На днях я потерял моего самого давнего товарища и попутчика – Помпе, старого друга и фаворита, который ещё вечером лег здоровым, а утром лежал мертвым в моей постели», писал Карл сестре Хедвиге Софии.
Больше он никогда не заводил себе собаки. Может быть это зависело от того, что он потерял интерес к охоте, а может от того, что не хотел опять быть привязан к кому-нибудь.
Но, во всяком случае, Помпе продолжает жить в литературе, благодаря бессмертной эпиграмме Исраэля Хольмстрема «На смерть собаки Карла XII». Хольмстрём, сам бывал в этой палатке, служа чиновником. А в качестве солдата он даже участвовал в битве под Нарвой.
Помпе, верный слуга короля,
Каждую ночь спал в постели господина.
Устав за последние годы от дорог, он умер у его ног.
Много гордых и прекрасных дев
хотели бы жить как Помпе,
а тысячи героев хотели бы умереть, как умер Помпе.
Подготовка осады Торна была между тем меньшей проблемой по сравнению с проблемой снабжения войск. Боевые стычки и осады происходили в течение года от случаю к случаю, но солдаты и лошади должны были каждый день что-то есть. У шведского короля был свой способ обеспечивать снабжение своих войск. И это происходило без особой жалости к тем, кто страдал от этого.
Например, приказы Карла, отданные Реншёльду, свидетельствуют об абсолютной беспощадности. От генерала требовалось проводить контрибуции, не обращая внимания на гражданское население: «искать снабжение любым способом и пусть эта страна страдает сколько хочет». Важным был также «язык, на котором говорила армия». Если кто-то пытался противиться, его следовало наказывать «огнем и мечом», с тем, «чтобы лучше пострадал невиновный, чем ушел от наказания виноватый». Карл XII также отдал приказ о том, что если возникает хоть малейшее подозрение в сотрудничестве с врагом, то «даже половины доказательств хватит для повешения, чтобы распространился страх и чтобы они знали, что если они начнут сотрудничать, то не пощадим и младенца в колыбели». Карл также высоко ценил проявляемую Магнусом Стенбоком «жестокость по отношению к полякам, что им не повредит». Можно на этот счет привести много примеров. «Действуя жестко и резко по отношению к полякам, вы поступаете смело, ибо этот метод необходим и не может считаться чрезмерным», писал он генерал-майору Арвиду Хурну. Для того чтобы создать сложности неприятелю в снабжении его войск, Реншёльд приказал опустошать и жечь, «превратить страну в совершенно пустынный край». Таким образом, в поляков должен был вселён «страх и уважение к шведам больше, чем к другим народам».
И сам король не сидел, сложа руки. В августе 1703 года он, довольный, сообщал Реншёльду, что сам недавно «сжег целый город и повесил его жителей».
Но, между тем, в самой шведской армии поддерживалась строгая военная дисциплина. Не санкционированные сверху действия против гражданского населения были строго запрещены. Жестоко наказывались самовольные действия в ходе боевых действий и при сборе контрибуций. Строжайше был запрещен грабёж в корыстных целях, как и прочие неподобающие действия: «Первый, кто появится на улицах в пьяном виде, получит двенадцать ударов шпицрутенами», — можно было прочитать в полковых приказах.
Кроме того, офицеры должны были следить за тем, чтобы «бравые солдатушки» каждый день причесывались и поддерживали себя в относительной чистоте.
Осада Торна длилась всё лето 1703 года. Но когда прибыла осадная артиллерия, и 14 сентября начался обстрел города, все закончилось довольно быстро. Однако дело не обошлось без того, чтобы Карл XII не подверг себя большим опасностям. Улоф Хермелин из полевой канцелярии озабоченно писал о его неосторожности:
Невероятно, насколько отважно ведет себя король. Позавчера, когда он находился на вынесенном наверх наблюдательном посту, прилетевшим неприятельским ядром были сбита защитная корзина с землёй, фашины, всё полетело вверх тормашками и накрыло короля так, что никто из находящихся там не знал жив ли он, пока его не откопали.
В ответ на предупреждения окружающих сам Карл только пожимал плечами. Он обычно комментировал эти случаи словами «Пустяки, пустяки» или «Ничего страшного». Ему, как ребенку, надоедали замечания о том, что он должен вести себя осторожно.
И когда генералы отговаривали его от того, чтобы возглавить возможный штурм Торна, имея ввиду опасность, которой он подвергает свою жизнь, он отвечал, что: «Там, где мои солдаты, должен быть и я. Швеция мало потеряет в моем лице, если от меня будет мало проку».
Несомненно, что это примечательное высказывание для самодержца. Была ли это фальшивая скромность? Или знак того, что он взялся за непосильный труд, втянувшись в польский вопрос?
Хермелин, вообще говоря, полагал, что король действует легкомысленно – не только в отношении лично себя, но и всей проводимой им политики: «То, что называется осторожностью, стало сейчас толковаться как боязливость. Все генералы и умные офицеры не довольны и не предвидят ничего хорошего».
Но, в конце-концов, Торн пал. 3 октября, возглавляющие оборону города, сочли за лучшее капитулировать и подняли белый флаг. После этого Карл XII пригласил коменданта города, а также ряд высших офицеров отобедать в королевской палатке. Шведы взяли богатые трофеи: 4800 пленных саксонцев (из которых большинство перешли потом на службу к шведам), 100 тысяч талеров и большое количество артиллерийских орудий. Шведы также реквизировали все колокола городских церквей. Армия ещё некоторое время оставалась в Торне, в частности для того, чтобы разрушить укрепления, затем двинулась в северном направлении и остановилась на зимние квартиры в районе городов Данцига и Эльбинга.
Саксония представляла собой базу для военных действий Августа. Там он мог вербовать новых солдат и туда он мог, почувствовав себя зажатым в Польше, уйти с армией. Почему тогда Карл XII не направился прямиком в Саксонию, а, вместо этого, гонял Августа по всей Польше, не совсем понятно. Король и сам летом 1702 года сказал, что он в течение полугода разбил бы Августа, если бы шведы пошли в Саксонию: «но поскольку поляки первыми сами вышли с предложением о детронизации, я и хотел, чтобы они сами это и сделали, а я лишь только бы помог им в том, чтобы укрепить их свободу». Итак, идея Карла состояла в том, чтобы поляки сами – с помощью шведов – решали бы свои домашние проблемы. Объяснение может также состоять в том, что Карл чувствовал на себе давление морального обязательства уважать декрет, изданный германо-римским императором сразу же после начала войны за испанский престол. В нём провозглашалось, что та страна, которая нападет на любое государство, входящее в германо-римскую империю – а Саксония входила в неё – будет рассматриваться в качестве врага всей Германии.
Взятие Торна укрепило позиции Карла XII в Польше. 23-тысячная шведская армия в Польше являлась силовым фактором, с которым считались в европейской политике, и со всех сторон к королю потекли предложения. Прусский король Фридрих I хотел объединить принадлежавшие ему земли Бранденбург и Восточную Пруссию и предложил Карлу XII договориться, как поделить польское побережье Балтийского моря. Однако Карл не был готов к расчленению Польши, поскольку он по-прежнему твердо придерживался своего плана ссадить с трона Августа и после этого двинуться на Россию. Поэтому переговоры прошли впустую.
Одновременно с тем, пока Карл XII в 1703 году находился с главной армией в Польше, царь Петр успешно вёл боевые действия в шведских балтийских провинциях. Помимо того, что русские вытеснили шведские войска из Ингерманландии, 1 мая 1703 года они овладели небольшой шведской крепостью Нюеншанс, находящейся несколько выше против течения реки Невы. А 17 мая царь приступил к строительству большой крепости несколько ниже по течению там, где Нева впадает в Балтийское море. Идея царя состояла в том, чтобы в привязке к крепости заложить новый город, который он задумал назвать Санкт-Петербургом в честь апостола Петра.
Петр также заключил новый договор с ослабленным Августом, в котором было записано, что они вместе сделают всё, чтобы остановить шведского короля. Но тот факт, что в договоре говорилось о том, что эта борьба должна вестись на территории Польши, вызывал беспокойство в польской республике. Кардинал Радзиевский, как и многие другие поляки, был по горло сыт войной, ведущейся на польской земле, и считал, что нужно частично уступить Карлу. 6 февраля 1704 года конфедерация дружески настроенных к шведам дворян решила, что король Август больше не является королем Польши. Следовало ли рассматривать это решение как законное или нет, было неясно, так как на собрании конфедерации отсутствовали представители Южной Польши и Литвы, то есть тех областей, которые находились под контролем войск Августа и царя.
Карл XII, во всяком случае, был доволен этим решением, но до претворения в жизнь его планов ещё предстояло пройти длинный путь. Кандидат Карла на трон, польский князь Якоб Собески, формально должен был быть сначала выбран королем польским парламентом на поле Вола, а на то, чтобы собрать туда польских дворян, требовалось время.
Но Август и не собирался отказываться от борьбы за корону. В феврале 1704 года тридцать его рыцарей сумели выкрасть Собеского и затем быстро доставить его в Саксонию. Для Карла XII это был тяжелый удар. Сейчас требовалось быстро выдвинуть нового кандидата, вокруг которого могли бы объединиться все, а это оказалось очень трудным делом. В качестве окончательного варианта Карл остановился на кандидатуре познаньского воеводы Станислава Лещинского, 27-летнего дворянина, которого король рассматривал в качестве честного и законотворческого человека, несмотря на то, что ни кардинал, ни полководец Любомирски не поддерживали эту кандидатуру. Кроме того, Лещинский – без ведома Карла – был вынужден подписать тайное соглашение, где он обязался отказаться от короны, как только будет из плена выпущен Якоб Собески.
Избрание короля вечером 2 июля 1704 года стало примечательным событием. Поле Вола под Варшавой не было заполнено народом настолько, как это обычно бывало при выборе регента. Кардинал Радзиевский отказался проводить церемонию, и поэтому был призван познаньский епископ. Между тем, он оказался в несколько подпитом состоянии и на открытом поле было трудно слышать, что он говорит. Шведы также хорошо сознавали, что достаточно «вето» одного делегата и Станислав не будет избран. Поэтому вокруг участников выборов шведы разместили сотни солдат, угрожающе побрякивающих оружием. И когда епископ в своей речи дошел до решающего вопроса о том, приемлем ли Станислав в качестве короля, все шведы прокричали в ответ: «Да здравствует король Станислав!».
Итак, Станислав был избран, и теперь только оставалось решить проблему с его коронованием. Это представлялось нелегким делом. Как Ватикан, так и кардинал Радзиевский делали всё, чтобы не дать осуществиться этому плану; Папа, например, угрожал проклятием всем, кто примет участие в короновании.
В этой ситуации Карл предпочел подкрепить слова силой. Саксонская армия Августа и русские вспомогательные войска, находящиеся на польской территории, должны были быть сокрушены или изгнаны, чтобы все поняли, что в деле избрания Станислава он не намерен шутить. Вся эта ситуация достигла крайней степени игры в кошки-мышки.
Между тем, проблемы с коронованием Станислава отошли для Карла на какое-то время на второй план. Во время кавалерийских тактических учений 5 мая 1704 года Карл по неосторожности ранил выстрелом своего хорошего друга, камергера Акселя Хорда из-за чего тот умер через три дня. Хорд подошёл к королю сзади, наставил ему в спину шпагу и спросил: «Что бы сделали Его Величество, если бы я был его врагом?» Карл быстро обернулся и в уверенности, что его пистолет не заряжен, нажал на курок. А между тем в пистолете был заложен пороховой заряд, а в стволе находился шомпол, который и проткнул «доброго Акселя Хорда». Карл был убит горем. Всю свою оставшуюся жизнь, каждый день 5 мая он постился и совершал покаянные молитвы в память Хорда.
Устроив избрание короля, Карл XII приготовился к новым военным действиям. Летом 1704 года король и главная армия соединились с Реншёльдом в юго-восточной Польше. Замысел состоял в том, чтобы разбить находящиеся там верные Августу войска и заставить дворян принять коронацию Станислава. Из Швеции прибыло пополнение, и теперь общее число солдат в армии составляло 28 тысяч человек. Одновременно саксонские войска вошли в северные и центральные части страны, поскольку те шведские силы, которые там оставил Карл, были совершенно незначительны. 21 августа Август без каких-либо больших проблем вошел в Варшаву. Станислав бежал на юг с малой частью своей армии для того, чтобы найти защиту у главной шведской армии.
Тогда Карл XII выкинул такую штуку. Он прекратил преследовать Августа и вместо этого пошел на юг, в сторону Лемберга (нынешний Львов), чья крепость славилась тем, что никогда и никем не завоевывалась. Устоять перед этим соблазном Карл не мог. 27 августа шведы предприняли штурм обнесенной частоколом крепости. Король вместе с принцем Максимилианом были среди первых, кто ворвался сквозь брешь, прорубленную в частоколе. Через полчаса город был взят без больших потерь. Были захвачены большие запасы, 140 орудий и 600 пленных. Город был вынужден также в качестве наказание за сопротивление выплатить контрибуцию в размере 300 тысяч риксдалеров. Находясь в Лемберге, Карл получил известия о малоприятной ситуации в балтийских провинциях. В течение лета Дорпат (Тарту), Иван-город и Нарва перешли в руки русских.
Через две недели Карл покинул Лемберг и направился с главной армией на северо-восток для того, чтобы настичь саксонскую армию. 14 октября король прибыл в Прагу, предместье Варшавы. На другой стороне Вайхзеля (Вислы) находился Август. Воюющие кузены могли рассмотреть друг друга, стоя каждый на своём берегу реки. Когда Карл со своими людьми начал на лодках и при помощи наведенных понтонных мостов переправляться через реку, Август предпринял спешный отход.
Но захватить Августа не удалось. Поэтому Карл вместо этого начал преследование саксонских сил в 4 тысячи человек под командованием генерала фон дер Шуленбурга. Преследуемые войска шли на запад и 28 октября под Пунитцем, вблизи границы с графством Шлезиен шведы настигли своего противника. Земли графства располагались между Польшей и Саксонией и принадлежали габсбургскому императору, но в отличие от прочих частей империи были протестантским. Произошла короткая битва. В сумерках саксонцы перешли границу, после чего король сразу же прекратил преследование.
Итак, теперь все войска Августа были вытеснены из Польши. Главная шведская армия остановилась на зимние квартиры в западной Польше, которая, кроме того, что с точки зрения снабжения была подходящим местом, имела также то преимущество, что препятствовала вторжению Августа в Польшу с западной стороны, из Саксонии. Сам Карл XII разместил свою штаб-квартиру рядом с границей с. Шлезиен в Равице, куда он и прибыл, чтобы оставаться там более восьми месяцев.
Как для современников, так и для последующих поколений Карл XII создал миф о себе, как о короле, ведущим спартанский образ жизни, делящим все тяготы службы со своими солдатами, и в течение кратких периодов времени он действительно жил относительно простой жизнью, но обычно питался и пил разнообразно и богато. Как правило, его завтрак состоял из двух блюд, например, из жареной баранины и цыпленка. Король завтракал один в своей палатке или в своей жилой комнате, в то время как обед и ужин проходили в большой кампании. В Равице, например, за стол короля садились король Станислав, принц Максимилиан и некоторые из высших офицеров. Высшие чиновники и придворные делили с дипломатами и другими «чужеземцами» стоящий вплотную к королевскому «стол кавалеров». Эти две основные трапезы состояли из семи главных блюд каждая и нескольких закусок.
Один монах из Шлезиен, который в начале декабря 1704 наблюдал трапезу в Равице, рассказывал о богато сервированном столе: «В середине королевского подноса стоял французский суп, по бокам – три блюда, наполненных говядиной, индюшатиной, двумя куропатками, жареной бараниной, утятиной и рыбой». В конце застолья, которое длилось час, были поданы каштаны и лимоны.
Король совсем не был трезвенником. Широко распространенное мнение о том, что Карл, после необузданного поведения за обеденным столом в молодые годы, пообещал своему дедушке по материнской линии никогда больше не пить алкоголь – а потом никогда не прикасался к пиву и вину – как оказалось, слабо вяжется с действительностью.
К завтраку Карлу XII обычно подавали кувшин (2,6 л) пива, а также «винный суп»: 1/4 — 1/2 кувшина (65-130 грамм) рейнского или французского вина с влитыми в него взбитыми яичными желтками. Весьма сомнительно, что он выпивал всё, но что-то, наверняка, выпивал – иначе вряд ли всё это подавалось на стол из года в год. Что касается обедов и ужинов, то просто невозможно определить, сколько пил сам король, поскольку у него практически всегда были гости. Во всяком случае, вино и пиво подавалось в больших количествах. Вечером рядом с кроватью короля ставили «ночное питьё» — 1/4 кувшина рейнского вина и кувшин пива.
Итак, судя по всему, не стоит слишком буквально воспринимать данное дедушке обещание. Карл, вероятно, обещал только лишь не напиваться допьяна. По крайней мере, есть доказательства того, что всю свою жизнь он пил алкогольные напитки – и, напротив, нет никаких свидетельств того, что он напивался пьяным и вел себя после этого неприлично.
Монах, например, рассказывает, что слуги, подававшие при трапезе в Равице в 1704 году, всё время наполняли вином стаканы Карла и Станислава, но король пил «умеренно».
Питье алкогольных напитков было не только вопросом вкуса и удовольствия, но и выживания. Питьевая вода городов часто имела плохие вкусовые качества и нередко была просто опасной для здоровья. И если при расквартировании в поле не было никакого другого доступного питья, то тогда кипятили воду и подмешивали в неё крепкие напитки, чтобы сделать её пригодной для питья. И в целом, солдат предупреждали относительно потребления воды, призывая вместо неё утолять жажду пивом – которое, кроме того, рассматривалось как хорошее лечебное средство против всяческих недугов, например, тифа.
Во время долгого пребывания в Равице в штаб-квартиру прибывало с визитами большое количество высоких гостей: члены королевских семьей, дипломаты и прочие. В апреле 1705 года, в частности, сюда из Швеции приехала «очень знатная дама». Приезжали для встречи со своими, находящимися в долгой отлучке от дома, мужьями жены офицеров и чиновников. Их также сопровождали находящиеся на выданье дочери, родственники и друзья. Однако сестрам Карла приезжать сюда не разрешалось, хотя они и очень хотели этого. Король полагал, что это было бы рискованно, принимая во внимание похищения и подобные случаи. Всё это время в штаб-квартире проходили сменявшие друг друга балы и маскарады. Завязывались контакты, и в ряде случаев встречи здесь заканчивались бракосочетанием. Позже, некоторыми из тех, кто находился в то время в Равице, этому периоду было дано название «рыбалка».
29 июля 1705 года Карл XII с главной армией покинул Равицу. В западной Польше остался Реншёльд с 10 тысячами войск, расположенными вокруг Познани для охраны границы с Шлезиен. Король двигался в направлении на Варшаву.
Процедура проведения коронования Станислава оказалась весьма затруднительной. После ряда долгих туров переговоров кардинал Радзиевски заявил о согласии созвать в Варшаве 1 июля 1705 года парламент для коронации. Однако дело тянулось до 14 сентября 1705 года прежде чем Станислав наконец смог короноваться королем Польши в церкви Св.Иоганна в Варшаве. Его положение, как марионеточного короля, подчеркивалось тем фактом, что Карлу XII пришлось оплатить новую корону и тем, что коронацию проводил не кардинал Радзиевски, как этого требовала традиция, а епископ Лембергский, которого туда привезли с собой шведы. Карл присутствовал на церемонии, но предпочел оставаться инкогнито.
И вот, наконец, сейчас, после почти что четырех лет Карл XII получил то, что хотел: нового короля на польском троне.
В течение осени между Швецией и Польшей шли переговоры. Мирный договор, заключенный 18 ноября 1705 года, означал, что оба государства обязуются сотрудничать в военном плане против России. На практике, Польша превращалась в шведского вассала — однако, как оказалось, не в очень надежного. Но договор также подчеркивал шведские торговые интересы в районе вокруг Балтики. Для того, чтобы в Штеттине успешнее шла шведская торговля, требовалось разрушить курляндский порт Поланген (Паланга), расширить привилегии для Риги и обязать Польшу не позволять транзит русских товаров из польских портов. Столетняя шведская мечта о dominium maris Baltici всё ещё продолжала жить.
По сравнению с североевропейским торговым доминированием времен викингов амбиции были более скромными: главная цель шведской политики состояла в господстве над устьями рек, впадающих в Балтийское море. Благодаря этому, можно было контролировать товарные потоки, идущие из глубин континента и при помощи таможен получать хорошие доходы. За этой стратегией лежали вполне меркантильные рассуждения – милитаристская Швеция должна снабжаться за счет таможенных сборов. Действительность, однако, получилась иной. Оказалось, что контролировать торговые пути гораздо сложнее, чем думалось. Как только Швеция забирала себе какой-нибудь торговый город на устье реки, торговля тут же переориентировалась на другое место, где купцы могли избежать шведской таможни. В начале войны Швеция владела большинством торговых городов: Штеттиным, Ревелем, Пернау и другими, но единственно важным торговым городом в шведском владычестве была Рига в Лифляндии. Отсюда морем в Западную Европу направлялись важные товары для корабельной промышленности, такие, как например, пенька и лён. Кроме того, через Ригу шла большая доля такого лифляндского экспорта, как рожь и ячмень. Проблема состояла в том, что Швеция контролировала лишь только малую часть течения Дюны в ее устье. Река являлась границей между Швецией и Курляндией, что было причиной постоянных приграничных конфликтов. Уходя вглубь страны, русло реки шло через Курляндию и Литву. У шведов был большой интерес к тому, чтобы расширить область своего владения – за счет Курляндии. Благодаря Варшавскому мирному договору 1705 года, шведский контроль за торговым владычеством Риги усиливался. То, что за ведением Швецией войны лежали собственные презренные выгоды, никто явно не хотел афишировать. В пропагандистской кампании, которую вела канцелярия Карла XII, вместо этого говорилось о моральных и правовых причинах: Курляндия рассматривалась в качестве компенсации за нанесенные Швеции оскорбления. Но нельзя говорить, что за военным походом Карла XII лежали только коммерческие интересы, далеко не только они. Король плохо осознавал те экономические преимущества, которые можно было бы получить, если бы потихоньку Курляндия перешла в шведские руки. Однако, казалось, что вопрос о шведской Курляндии – это дело далекого будущего. Ведь несколькими месяцами раньше русские вытеснили отсюда шведский армейский корпус под руководством Адама Людвига Левенхаупта и оккупировали герцогство.
Разумеется, что Август отказался принять как коронацию Станислава, так и Варшавский мир 1705 года и продолжил оказывать сопротивление.
На исходе 1705 – начале 1706 годов Карл XII вновь снялся с места и начал движение на восток. Его армия насчитывала 19 тысяч человек плюс польские войска количеством около 8 тысяч. Ближайшая цель этой кампании состояла в том, чтобы разбить крупные русские силы, ставшие на зимние квартиры в районе Гродно, в Восточной Польше.
Марш проходил в высоком темпе и при тяжелых условиях. Однако с обеспечением продовольствием всё было хорошо. В деревнях конфисковывались богатые запасы и, кроме того, меню пополнялось за счет охоты на лосей и зубров в широко раскинувшихся лесах.
15 января 1706 года в районе Гродно у реки Неман произошёл контакт с противником. К этому времени шведы в течение 18 дней прошли четыре сотни километров. Застигнутые врасплох на другом берегу русские не были заинтересованы в том, чтобы принять бой в поле. Генерал Оливье приказал им отступить в город Гродно и готовиться к отражению осады. Карл XII между тем не хотел «жертвовать людьми» в попытках штурма города, а задумал выморить их оттуда голодом. И ему это удалось. В результате тысячи русских умерли от нехватки продовольствия и болезней.
Одновременно Август двигался с 8 тысячами солдат в направлении Шлезиен с целью нападения на армейский корпус Реншёльда, который Карл XII оставил в Западной Польше. План состоял в том, чтобы саксонский командующий фон дер Шуленбург нанес удар с фронта по Реншёльду, а Август ударил ему в спину. После того, как силы Реншёльда будут разбиты, саксонцы и русские, каждый со своей стороны, насядут на Карла XII. Во всяком случае это было то, на что надеялись Август и Петр.
Реншёльд же не намеревался тихо сидеть и ждать, пока по нему ударят с двух сторон, решив вместо этого самому выступить против саксонцев и идущих к ним на помощь с запада русских сил. Эта инициатива шведского генерала нарушила взаимодействие неприятельских войск. Август не успел добраться до места, как сражение было завершено.
3 февраля 1706 шведские и саксонские армейские корпуса вошли в соприкосновение друг с другом вблизи городка Фрауштадт (Вшова), расположенного недалеко от Равицы. Генерал Шуленбург не испытывал страха перед предстоящим боем. Соотношение сил было в его пользу: свыше 18 тысяч человек против 10 тысяч у Реншёльда. У саксонцев и русских было 32 орудия – у шведов ни одного. Шуленбург построил свои войска в боевом порядке на большом открытом поле восточнее города. План Реншельда, направленный на выход из этой острой ситуации, состоял в том, чтобы подобно Ганнибалу в битве при Каннах в 216 году до рождения Христова, совершить обходной маневр крыльями и ударить по противнику с его флангов, а затем в спину.
План сработал точка в точку. После двухчасовой битвы войска Шуленбурга в основном были побеждены. Из первоначальных 18 тысяч войск неприятеля 4 тысячи было убито и 7 с половиной тысяч взято в плен, сумели спастись только лишь 6 с половиной тысяч человек. Шведы потеряли 424 человека убитыми и 1100 ранеными.
В то же время как битва при Фрауштадте является одной из крупнейших побед в шведской военной истории, она связывается также с одной из постыднейших страниц в истории Швеции. Возможно, самой постыднейшей.
Из практически 6 000 русских, участвовавших в битве, никто оттуда живым не ушёл.
На заключительной фазе сражения многие противники сдались шведам на милость победителя. Они сложили свое оружие, сняли головные уборы и попросили «pardon». Шведы посчитали возможным пленить саксонцев, но русских не пощадили. Перед сражением Шуленбург приказал русским батальонам, которые считались хуже и неопытнее, вывернуть свои мундиры наизнанку, чтобы по красной подкладке их принимали за саксонцев. «Но как только Реншёльд узнал, что они русские, он приказал вывести их перед фронтом и убить всех выстрелами в голову, что представляло собой жалкий спектакль», рассказывал драгун Александр Магнус Дальберг. Другой драгун, Юахим Лют, описывает, как это происходило:
Генерал Реншёльд сразу же приказал сформировать круг из драгун, кавалерии и пехоты, внутри которого собрали всех оставшихся в живых русских, примерно 500 человек, которые тут же без всякой пощады были расстреляны и изрублены, падая друг на друга, как овцы на бойне.
Подобного примера бойни в истории войн того времени не было. Прежде всего, потому, что всё это произошло при холодном расчете, и инициатива пришла от самого командующего.
Может быть, причиной было просто нежелание возиться с таким количеством русских военнопленных. Или, может быть, это была месть за случившееся в 1704 году в Латовицах. Там на шведский отряд под командованием майора Лейонельма напали русские войска, состоявшие в основном из казаков. Шведы отступили к кладбищу и после двухчасового трудного боя были вынуждены капитулировать. Несмотря на то, что шведы сложили оружие, 150 из них были убиты казаками. Разумеется, русская манера ведения войны была в большинстве случаев «нецивилизованная», но ответные репрессии были, как уже сказано, не менее отвратительны. Однако царь Пётр, который в общем-то не питал особого уважения к человеческой жизни, никогда не требовал мести за резню под Фрауштадтом.
Король письменно поздравил Реншёльда с большой победой: «Я испытываю радость от того, что Господин Генерал и его бравые полки получили удовольствие от такой замечательной и веселой игры». И он не пожурил Реншельда за эту бойню. Напротив: «Коротко добавлю: думаю, что принятые Господином генералом решения относительно … пленных были правильными».
Карл и сам имел опыт в этой области. Полутора годами ранее, например, он со своими войсками натолкнулся на отряд казаков в 1200 человек, стоявших в деревушке Одер Бельтч в Шлезиене. Король приказал окружить деревню и атаковать её. У казаков не было не единого шанса против превосходящих сил шведов. Некоторые пытались бежать, но были убиты. Часть попряталась в деревенских домах, после чего шведы подожгли их. Многие сгорели внутри, других зарубили, когда они пытались вырваться из домов. Шведы питали ярко выраженную ненависть к солдатам с Востока. Из 1200 казаков спаслось только 200.
Когда до царя дошла печальная весть о поражении под Фрауштадтом, он приказал генералу Оливье оставить Гродно и отступать на юго-восток в направлении Украины. Карл XII предпринял преследование через труднопроходимую болотистую местность и был уже близок настигнуть неприятеля, но был вынужден остановиться 24 апреля 1706 года под Пинском. К тому времени, начиная с осады в Гродно, русские уже потеряли 17 тысяч человек. Русско-саксонские планы провалились и это очень разочаровало царя.
Преследование врага вглубь России без должной подготовки было признано нецелесообразным, и поэтому Карл на короткое время остановил армию в восточной Польше, в районе города Луцка. Там были хорошие возможности для пополнения нужд армии в продовольствии и фураже. В хорошем отдыхе нуждались и солдаты. Полковник Карл Магнус Поссе рассказывает,
что никогда никакая армия не проходила такими ужасными дорогами и через такие болота и топи, что если бы не было бы очевидцев, то, прочитавший об этом в истории, никогда бы не поверил бы, что это правда.
Ещё одной причиной для того, чтобы остаться в районе Луцка, было то, что здесь проживало большое число упрямых сторонников Августа, которых нужно было «уговорить» принять присягу на верность новому королю Станиславу.
Кампания 1706 года была успешной, но основные проблемы остались нерешенными. Польшей по-прежнему правили два короля, каждый со своим зарубежным регентом-защитником – царь Пётр поддерживал Августа, а Карл – Станислава – и каждый пользовался поддержкой своей группы дворянства и аристократии.
Более чем четырехлетнее ведение боевых действий в Польше показало, что неприятельские силы практически всегда ускользали от Карла XII, стоило ему только приблизиться к ним. Ожидать чего-то решающего на поле боя не стоило. Не удалось и победить врага измором: Август мог всё время получать пополнение из Саксонии, а царь – из России. Альтернатива возвращения в балтийские провинции Швеции не интересовала короля. Вместо этого он решил, что пришло время двинуться на Саксонию. Удар непосредственно по операционной базе Августа возможно мог бы заставить его отказаться от своих претензий на польскую корону.