Прохладный город Петербург. Продолжение.

От редакции. Это продолжение «недзеноцензурной» истории из цикла «От анархии к странной монархии», посвященной армейским реалиям переходного периода 90-х годов прошлого века. Весь цикл авторства Евгения Келпша можно найти на канале «Молодость в сапогах», здесь же мы публикуем то, что по каким-то неясным причинам глубоко шокирует искусственный интеллект Яндекса, осуществляющий модерацию. Автор цикла, несмотря на два компрессионных перелома, контузии и прочие последствия выполнения служебного долга, так и остался в душе романтиком и поэтом. Мы рады дать возможность талантливому человеку поделиться с миром теплом своей души.

Нагулявшись вдоволь по водным гладям Города на Неве, два Евгения испытывали нешуточный голод. Ноги наши неутомимые резво несли нас в уже известный безымянный трактирчик на Невском проспекте. Та уютная комнатка, где мы замечательно позавтракали, была занята, официантка, делая большие глаза, многозначительно говорила про какое-то спецобслуживание. Вот наивная девушка, «жизнь в уездном городе начинается тогда, когда в город входят гусары» («О бедном гусаре замолвите слово»). Я бесцеремонно вошёл в помещение, за круглым столом сидели два перца, один на вид типичный ботаник, второй – проходимец, и беседовали между собой по-английски. Вау, опять! Я облокотился о стол и весело спросил: «Парни, а кто среди вас питерский бандит?» — «Я», как-то даже печально признался проходимец.

Вскоре бедной официантке пришлось бежать в Елисеевский магазин, благо, недалеко, за мясом для шашлыка и всякими импортными овощами, повар от нахлынувших нехороших предчувствий куда-то смылся из кухни, и я, засучив рукава белой курточки, занялся любимым делом. Нравится мне готовить, когда есть, кому есть. Знаете, как быстро замочить мясо для шашлыка? Очень просто, порежьте на кусочки нужного размера, залейте водой, добавьте растительного масла и 100 мл соевого соуса. Ни больше, ни меньше. Через 30 минут мясо можно насаживать на шампуры или класть на решётку для барбекю.

Перцы, то есть, молодые люди, парочкой были просто хоть куда. Одного звали Джеф, был он гражданином Соединённых Штатов Америки, а дедуля с бабулей – коренные ленинградцы, пережившие блокаду и сбежавшие из СССР уже после войны. Семьи у обоих были большие, и родственники их проживали в стане геополитического соперника, и не просто проживали, а всячески преуспевали. Папа Джефа был весьма богатым русским американцем, мама – тоже небедной американской еврейкой. Папе от его родителей досталась любовь к их родному городу, вот он и решил приобщить сыночка к прекрасному и познакомить, так сказать, с гнездом. А культурного бандита – Виктора, они нашли через американскую русскую тусовку и наняли, чтобы он уберегал мальчика от неприятностей. Блин, вот ведь как в воду глядели! Неприятности, то есть мы с Евгением, сноровисто уставили стол едой и алкоголем, и приобщение Джефа к обычаем гнездовья понеслось, как курьерский поезд с потерявшим сознание машинистом.

Шашлычок удался, коньячок из «Елисеевского» лился весенним ручейком, беднягу Джефа учили запивать это армянское бренди холодным «Варштайнером», и через час он плакал и хотел жениться на девушке из Петербурга. Бандит – Виктор извлёк потёртого «Макарова» и намеревался было отсалютовать в нашу честь, но мы с Зубковым его урезонили, объяснив, что время салютов ещё не пришло, ещё не вечер! Отчего-то нам с Женей вдруг захотелось подышать свежим воздухом, и мы вышли на бурлящий Невский. А на тротуаре напротив входа стояли две девушки, в маечках-стрейч, подчёркивающих отсутствие некоторых деталей женского белья, в черных брючках в облипку на длинных ножках, в лаковых босоножках и с какими-то книжками в руках. Светло-русые, светлоглазые, упругие и стройные, они представляли собою Великий Соблазн. Я просто взял обеих под руки и промолвил: «Пойдём!».

И мы пошли внутрь трактирчика, где грустил Джеф и жаждал подвигов бандит – Виктор. Впрочем, они нам были уже не интересны. Бесцеремонно пленённые мной #2Маши, простите, две Оли, после «Ахтамара» и Шампанского обрели непринуждённость, элегантно курили «Ричмонд» и рассказывали о себе. Надо же, совпадение какое – два Жени, две Оли, ммда. Одна Оля была Александровна, и была она просто вызывающе хороша собой. Вторая Оля носила отчество Эдуардовна и была просто красива. По соображениям субординации, Александровну я предоставил попечению своего начальника. Девчонки происходили из офицерских семей, учились в Санкт-Петербургском государственном морском техническом университете, если проще, в Корабелке, заканчивали второй курс. Обеим морским волчицам стукнуло по девятнадцать лет, на лето подвернулась «халтура» сходить в круиз на пароходе, зафрахтованном итальянской фирмой, в качестве девушек – стюардов, морских стюардесс. Оли зубрили итальянский, занимались на курсах стюардов и жаждали морской романтики и приключений. Ну, я быстро объяснил им, что для того, чтобы найти на такие красивые попы приключений, совсем необязательно ходить за тридевять морей, собственно, вот они, приключения, уже начались.

Оли недоверчиво посмеивались, а «Ахтамар» медленно, но верно делал своё дело. Оставив Джефа с нянькой бандитом-Виктором, и договорившись встретиться вечером возле фонтана у Казанского Собора, мы весело поскакали к пристани на Неве, где в нерабочее время тусили местные корсары. Двигались мы развязно и непринуждённо, то и дело останавливаясь для невинных братских поцелуев. Подчёркиваю: невинных, никаких сомнительных образов! Корсары дружною толпою уже потягивали пивко, однако, один ещё был годен для управления речным судном, мы запрыгнули в его красный, как пожарная машина, катер, девчонки поместились у нас на коленях, шкипер весело подмигнул, мы отчалили, вышли на фарватер, и он поставил катерок «на редан».

Оли дружно завизжали, брызги окатили наши волосы и лица, ветер перехватил дыхание. Сейчас так уже не порезвишься, речные полицаи за вопиющее нарушение правил речного судоходства оставят на берегу надолго, но в мае 92-го это было в порядке вещей. А шкипер-провокатор продал нам за 500 рублей бутылочку шампанского (в три цены, но мы уже поймали кураж), пробка улетела к низким облакам, хмель, скорость и ощущение странной свободы разрывали шаблоны и вдохновляли на безрассудство. Оли уже поверили, что приключения начались, и резвились изо всех девичьих сил. Читатель, ведь правда, и Вы, строгий мой критик и комментатор, тоже когда-то были молоды, и в какие бы затейливые передряги не бросала Вас непростая Судьба, жажда жизни и простой человеческой радости не давали Вам впасть в уныние и отчаяться. «Может, не совсем я забыл время, когда радость меня любила, может быть, один взгляд назад мне откроет в будущее глаза», Константин Никольский.

А мы неслись мимо набережных, пролетали под мостами, держа курс на закат, на устье Невы, на Финский залив. И вот она, набегающая большая вода, берега уходят в стороны, прозрачные розовые небеса сливаются с зыбью залива, хочется раствориться в этом волшебстве, и страху нет. Похожие ощущения я пережил, когда первый раз вышел на «крыле» с 4000 метров, почти минута свободного падения заворожила настолько, что не хотелось раскрываться, но бдительный прибор принудительного раскрытия безумства не допустил. Шкипер снизил обороты, а затем заглушил двигатель, мы качались на мерной зыби и уделяли друг-другу очень много внимания в полном молчании, потому что говорить при этом невозможно.

Потом, притихшие и переполненные впечатлениями, мы уже без цыганочки с выходом шли обратно, и Нева заметно тормозила катер встречным течением, таким незаметным с берега. Отблагодарив лихого судоводителя, пошли мы вдоль по Невскому, уже вечерело (Ой-ой-ой, а ведь назревало, просто наливалось горьким соком явное безобразие. Где приличные сигареты? Где что-то для души? Эх, Евгений, Евгений, совратитель, соблазнитель и охальник. Это я про себя. Близилось колдовство питерской белой ночи. Так, в обнимку, добрались мы до Казанского Собора, на его величественных ступенях сидели беззаботные юноши и девушки, «Панасоник» играл что-то ритмичное и заводное, и мы с Олями пустились в пляс.

Драйв продолжался, на скамеечке возле фонтана колоритный гражданин в широкополой шляпе отмечал своё избавление из мест лишения свободы в компании двух разбитных дам, почему-то я поспорил с ним на пять бутылок водки, что вот прямо здесь и сейчас искупаюсь в фонтане. Я выиграл, но он тоже присоединился ко мне, а одна из дам с его шляпой обошла веселящихся зрелищем отдыхающих и порастрясла их на мани-мани. Откуда-то возник мой выигрыш, газета и стаканы. Потом мы с Ольгой Эдуардовной лежали натравке, голова к голове, и молча глядели в прозрачное Небо. И снова были гитары, мой нескончаемый рок-н-ролл, и большой компанией пошли мы к памятнику Екатерине на площади Островского, к «Катькиному садику», с неподлежащей оглашению в связи с толерантностью и гендерной терпимостью, целью. Тех лиц, которых мы шли дискредитировать за нетрадиционную тогда ориентацию, в садике не оказалось, мы снова весело и дружно пели, а ночь уже вступила в свои права. И тут на нас с Ольгой Эдуардовной снизошла такая взаимная тяга, что просто мочи терпеть уже не было, пикантность ситуации заключалась в том, что обе Оли жили в общежитии в одной комнате, и разрулить ситуацию было непросто.

После оживлённого разговора с подругой, Оля Александровна крепко взяла моего командира за руку, и они канули куда-то, в серебристую неизвестность Великого Города. А мы с Олей Эдуардовной помчались на наёмном экипаже под желанный студенческий кров. И было нам очень даже здорово, хотя в глубине души каждый понимал, что видимся мы в первый и в последний раз. Оттого-то не считали мы минут и часов и не жалели друг для друга сил и чувств, угомонились мы около пяти. И замечательная дочь офицера, заботливая и стойкая Оленька, разбудила меня, спящего без передних и задних лап, в седьмом часу, влила в меня чашку кофе и проводила до таксомотора. Умничка, мы действительно, больше никогда не встречались, но я надеюсь, что всё в её жизни получилось хорошо. «Я ничего не обещал Тебе, и Ты мне ничего не должна…» Майк Науменко.

На развод я прибыл вовремя. Слегка измочаленный, но чисто выбритый, наглаженный, в начищенных до зеркального блеска сапогах. А командира Жени не было. Фрол пытался меня отчитать, но при этом давился от смеха. От неприятностей моего загулявшего шефа избавил подполковник Ткачёв, заместитель Командира по научной части. Он объявил всему отделу, что капитан Зубков убыл выполнять поставленную им, Ткачёвым, задачу. Подленький блеск в глазах хитрого майора погас, мы потопали на плацу и через полтора часа разошлись по подразделениям.

Мы с Юрой облачились в полевую форму и пошли проведать установленные на испытательной площадке взрыватели МВЭ-92. Пришли, сели на пеньки, Юра закурил, а я немедленно заснул, прислонившись к берёзе. Перед обеденным перерывом Фрол меня растолкал и попытался выяснить, где наш шеф. А что я мог сказать? Растворился с девицей неземной красоты в белой ночи. Хуже обстояли дела со Светланой Зубковой, скажем прямо, хуже некуда. Со мной она не поздоровалась, обдав ледяным холодом презрительного молчания. Женя появился с шестнадцатичасовым автобусом. Был он также молчалив, но выглядел гораздо свежее меня. Как выяснилось, у целомудренной Оли Александровны жила в Питере двоюродная сестра, куда они с Евгением и отправились. Там девушки Женю покормили, умыли да и спать уложили. И не будили, пока он хорошенько не проспался, а потом заботливая Оля проводила его до нужной станции метрополитена. Вот такой, понимаете, уик-энд у нас случился. Светлана сердилась грозно, но недолго, она почему-то знала, что муж её никогда ей не изменит, и вся его романтика дальше красной черты не заведёт. Через пару дней, перед заступлением в наряд по части, я смотался-таки на обозначенную ранее барахолку и купил для Светы симпатичное портмоне. Из московского НЗ извлёк блок «Мальборо» (сам-тоя не курил и не курю), упаковку привезенного Отцом из Бундеса кофе «Робуста», мои дары были великодушно приняты и я вновь был допущен ко двору.

Вот такая, немножко хулиганская, немножко пикантная, слегка непристойная, но, в целом, безобидная история. Типичная питерская оперетта. Конечно, возможно, что я кромешный бабник и сорвиголова, но я никогда не обижал и не унижал находившихся рядом со мной девушек и женщин. Честное слово! Для меня невыносимо больно, невозможно просто было бы знать, что я причинил боль человеку, который был со мною близок. Скажете, так не бывает? Ну да, случались ситуации, когда приходилось резать по живому, но я всегда старался найти взаимоприемлемый выход из непростых ситуаций, и только однажды расставание с женщиной, которую я уже почти что считал своей женой, приняло характер драматического фарса, и виновен в этом не я. Я никогда не жил «на два дома», не ходил «на лево», если был связан даже не браком, а просто взаимными отношениями.

Девушки, женщины не обходили меня вниманием, «многих знал я пронзительных женщин, ни одну не носил на руках». Проходили дни, и даже месяцы, реже годы взаимных чувств, и неизбежно возвращалось оно –тотальное беспощадное Одиночество. Милые были вокруг и близко, но ни одной не удавалось оказаться со мной, перейти эту заклятую черту духовной близости. И после длинных моих извилистых дорог, бесконечных военных дней и ночей, отчаянных боёв, немыслимого горя Беслана, тяжёлых потерь боевых друзей, пыльных улиц побитых войнами городов Ближнего Востока и надоедливого песка Северной Африки, после нагромождения предательств и подлости, мужества и трусости, после, после, совсем после, я всё же встретил Её. В городе-герое Туле живёт моя тихая Радость, моя Последняя Любовь. Я не смог удержать её, увы, 23 года разницы в возрасте это не шутка. Она ни в чём, ни в чём не виновата, Она старалась изо всех сил, но я был уже слишком болен, алкоголь стал для меня смертельно опасным, и привёл на последнюю грань между жизнью и смертью, под холодные лампы реанимации. Она была со мной, она была внутри, она заполнила собою мир, но было уже поздно, мне теперь нужна не Жена, а сиделка. После Наташки–Ромашки процессор, отвечающий за любовь к женщинам, в моей душе сгорел. Я тихо молюсь за Неё и её замечательного сынишку, они живут во мне, приходят во сне, я думаю о них днём, и мне достаточно. Главное, чтобы они были счастливы. Ау меня есть Кошка и Роза. И возможность рассказать вам историю моей неповторимой жизни, которая пришлась на грозные и непростые годы истории нашей страны. Мне есть, что вспомнить, и есть, о чём рассказать вам, мои дорогие читатели. Продолжим в следующей главе. Спасибо всем, кто дочитал.

Искренне ваш, Евгений Келпш.

Грубым даётся радость,
Нежным даётся печаль,
Мне ничего не надо,
Мне никого не жаль.

Сергей Александрович Есенин.